В 1907 году проживавший в Париже Шаляпин дал интервью сотруднику венской газеты Neues Wiener Journal, где рассказал, в частности, следующее:

«Мне было 16 лет, когда я работал в Казани на лесном дворе. Через улицу помещалась булочная, куда я ходил за хлебом. В подвале, где выпекался хлеб, молодой рабочий, обнаженный по пояс, месил тесто.

Это был Горький, тянувший лямку чернорабочего и не помышлявший о беллетристике.

Мы тогда не были знакомы.

Из Казани я попал в Уфу… Я часто встречал одного чернорабочего - он передвигал вагоны с одного пути на другой.

Это был Горький.

Мы и тогда не были знакомы... Но в местных повременных изданиях стали появляться чьи-то небольшие рассказы. В них развертывалась жизнь русского рабочего, и они меня захватили. Я уже и тогда чувствовал свое истинное призвание и дал себе слово, что лишь только осуществятся мои мечты, я пойду к автору рассказов и назову его братом.

Этот никому неведомый автор был Максим Горький...

Я получил ангажемент на басовые партии в Петербург.

Однажды в дверь моей уборной кто-то постучался.

Вошел какой-то неизвестный и отрекомендовался:

- Я Максим Горький… Я знаю историю твоей жизни… Мы братья.

Так я познакомился с Горьким. И в дружеских беседах стало выясняться, что мы знакомы давным-давно».

Бас над Волгой

Пять лет назад на песчаном откосе Моховых гор встал памятник, как его называют в народе, «дружбе Шаляпина и Горького». 

Горький «распробовал» Моховые горы в 1900 году, приехав погостить к семье архитектора Павла Малиновского. В 1901 году он приехал туда уже с семьей - супругой, двумя детьми и няней. «На Моховых горах образовался дачный интеллигентный поселок, - вспоминала Екатерина Павловна Пешкова. - В планировке его видную роль играл Павел Петрович Малиновский, уже известный тогда архитектор. Построил себе дачу, и он предложил нам верх этого дома на лето. Верх был полумансардного типа - три комнаты, каждая с балконом, откуда открывался чудесный вид на Волгу».

Ну а в 1902 году, когда Шаляпин приехал на гастроли, Горький привез на дачу к Малиновскому и его. Там, на высоком волжском берегу, организовывались пикники, и не раз над водной гладью летел зычный бас Федора Ивановича.

Легенда гласит, что познакомились заочно Горький с Шаляпиным в 1889 году. Четырнадцатилетний Шаляпин - к тому времени уже опытный «артист», поработавший и церковным певчим, и хористом в казанской опере, - прослушивался в Казанский кафедральный хор, но голос у него уже ломался, и предпочтение было отдано долговязому, резко «окающему» юноше. Разумеется, Шаляпин всей душой возненавидел удачливого конкурента. Прошло пятнадцать лет - и они встретились лицом к лицу. «Федька, дорогой! Это ж был я! Меня, правда, скоро выгнали из хора, потому что у меня вообще никакого голоса не было!» - якобы признался Горький. 

Их дружба продолжалась более тридцати лет. Они называли себя друзьями детства, отчасти оттого, что, встречаясь, постоянно дурачились, словно мальчишки. Известна шутливая фотография 1905 года, где Горький метлой «собирается прочистить голос» Шаляпину. 

Благодаря активной деятельности друзей, в Нижнем Новгороде в 1903 году был выстроен Народный дом, кстати спроектированный архитектором Малиновским. Не исключено, что будущий дом обсуждался на даче на Моховых горах и именно там Горький переубедил Шаляпина строить близ Острожной площади не фабрику, а именно культурно-образовательное учреждение. До сих пор живет и знаменитая «шаляпинская» школа - № 140. Ее открыл в 1904 году в селе Александровка отставной штабс-капитан Степанов. Горький и Шаляпин помогали новорожденной школе финансово, дарили книги и прочие полезные подарки, ребятишек из неимущих семей бесплатно одевали, кормили и регулярно возили в Нижний Новгород на экскурсии, в музеи, в театр на спектакли. 

Вместе с Шаляпиным Горький бывал и в Городце. Через месяц после открытия Народного дома, в октябре 1903 года, Горький, Шаляпин и Федор Хитровский - тогда журналист, краевед, впоследствии первый директор музея детства Горького на Почтовом съезде - ездили туда на рыбалку. Через Хитровского Горький познакомился с хохломским мастером Федором Красильниковым, который по совету Горького перебрался в Городец и несколько лет преподавал там хохломскую роспись в трудовой колонии, над которой шефствовал Горький. 

В июле 1934 года писатель планировал заглянуть в эту колонию. Воспитанники старательно готовились к прибытию почетного гостя, а в урочный час собрались на берегу в парадной одежде и с цветами. Увы, пароход не причалил, но лишь сделал большой круг: врачи запретили больному Горькому сходить на берег, но писатель по мере сил махал рукой своим подопечным.

А еще в Городце на улице Кирова, бывшей Троицкой, стоит дом № 17. Строителем и владелицей этого дома была Марья Короткова-Попова, послужившая прототипом Вассы Железновой в первом варианте пьесы.

Соловьи в садах и шпионы под кустами

«В город Арзамас в скором времени прибудет на жительство состоящий под гласным надзором Алексей Максимов Пешков (М.Горький). По прибытии в г. Арзамас поручаю подчинить его гласному надзору и принять все меры к тому, чтобы при встрече Пешкова не было беспорядков», - гласило предписание, датированное 3 мая 1902 года. Через день, 5 мая, прибыл Горький. Ехал он семь часов по только что построенной Ромодановской железной дороге, и, по его воспоминаниям, «это была скверная дорога». 

В Арзамасе он провел пять месяцев в арендованном доме Подсосовой на Сальниковой улице (ныне ул. К. Маркса, 17). Затем дело против Горького было прекращено за неимением доказательств и писатель вернулся в Нижний Новгород.

В Арзамас к писателю приезжали многочисленные друзья из Нижнего Новгорода и Москвы. Именно в Арзамасе состоялась знаменитая читка «На дне» с участием Зиновия Пешкова (Свердлова) в роли Васьки Пепла. 

Был ли Горький счастлив в Арзамасе? С одной стороны, Немировичу-Данченко он писал, что «полиция здесь глупа и нахальна», а Чехову - что «…воздух здесь хороший, множество садов, а в садах поют соловьи и прячутся под кустами шпионы. Соловьи - во всех садах, а шпионы, кажется, только в моем…». 

С другой стороны, атмосфера для творчества была достаточно благоприятной. Об этом свидетельствует и сам писатель. «Вот я и в Арзамасе и очень доволен этим. Славный город. 36 церквей и - ни одной библиотеки. По улицам, мощенным огромными обломками каких-то серых скал, ходят свиньи, полицейские и обыватели...

Тихо здесь, славно. Окрестности мне нравятся: широко, гладко. Вообще должен сказать, что, если начальство, посылая меня сюда, думало причинить мне неприятность, оно ошиблось».

Именно в Арзамасе Горький завершил «На дне», писал «Мещан» и «Дачников», а когда в 1905 году вышла пьеса «Варвары», было замечено, что город Верхополье подозрительно схож с Арзамасом, да и некоторые персонажи чересчур узнаваемы. 

Вскоре, в 1904 году, Горький покинул Нижний Новгород, а в 1906-м - и Россию и 27 лет провел за границей. Формальным поводом для отъезда Горького из России стало лечение туберкулеза. 

Решение Горького вернуться в СССР пока непонятно. Быть может, этот вопрос прояснится, когда будут опубликованы письма того периода - с научными комментариями и всеми полагающимися сопутствующими исследованиями. 

«Не исправили только мою фамилию»

Уже полгода - всего лишь полгода - вникая в жизнь и творчество Горького, автор настоящей заметки благодарит судьбу за то, что нам, нижегородским журналистам, необязательно «по долгу службы» анализировать и осознавать то, что произошло с Алексеем Максимовичем после его отъезда из Нижнего Новгорода. Речь - о пресловутом «двуличии» писателя, его «сотрудничестве» с репрессивным режимом, его «предательстве» по отношению к интеллигенции... Ни в коем случае не замахиваясь на аналитику по данной, сложнейшей, дискуссионной теме, автор заметки обратилась к горьковеду, экскурсоводу Сергею Кареву и, сузив поле поиска, спросила: «Как мог - как в самом деле мог - появиться печально известный очерк Горького о Соловках?»

Как оказалось, здесь все весьма неоднозначно.

- Для визита всемирно известного писателя именно в Соловки имелся конкретный повод - побег одного из политзаключенных, который добрался до излюбленного нашими политэмигрантами Лондона и опубликовал свидетельства об ужасах Соловецкого лагеря, - рассказывает Сергей Петрович. - Единственным представителем советской культуры, с которым считалось европейское общественное мнение, был Горький, и потому устами Горького необходимо было рассказать миру про Соловки так, как это угодно властям. Горькому организовали поездку в Соловецкий лагерь особого назначения. Он пробыл там всего один день, 20 июня 1929 года. 21 июня уплыл обратно на пароходе, сопровождаемый, в частности, Глебом Бокием - одним из высших чинов ОГПУ, и пароход назывался, кстати, «Глеб Бокий». 

Естественно, Горькому показывали потемкинские деревни. Были аккуратно застелены кровати, выставлены цветы, наведена чистота, заключенных видом поприличнее рассадили с газетами в руках… но люди «читали» газеты, перевернув их вверх ногами. Впрочем, Горький и без того понял, что это показуха. Конечно, к нему без конца подходили люди и совали записки, в которых обличали, жаловались, и он действительно их много собрал, в том числе тайно. А дальше было вот что. Горький в эту поездку взял с собой два чемодана, в которых были в том числе бумаги и эти записки. И вдруг пропадает один чемодан, затем другой. У великого писателя, каждый шаг которого сопровождает группа сотрудников ОГПУ, пропадают вещи! Нонсенс! Алексей Максимович пожаловался кому надо, и один чемодан нашелся. В нем оказалась коробка с бумажным пеплом. Более чем прозрачный намек... И, да, после этой поездки Горький написал очерк про Соловки, опубликованный в шестом номере журнала «Наши достижения» - журнала, кстати появившегося по инициативе Горького. Излагая историю Соловецкого архипелага и монастыря, писатель якобы пишет, какой там хороший лагерь и как в нем замечательно перековывают плохих людей в хороших, ну а тех, кто не перековывается, конечно, надо расстреливать. 

Что за этим стоит? Первое - Горький якобы ничего не сделал для того, чтобы облегчить участь заключенных, и прямых фактов, подтверждающих его помощь, действительно нет. Но есть свидетельства косвенные. Так, на Соловках он встретился взглядом с политзаключенной Юлией Данзас, которую знал как преподавателя Петроградского университета. Горький не подал виду, что они знакомы, но, вернувшись в Москву, добился ее освобождения и помог ей получить заграничный паспорт, и она эмигрировала в Германию. 

Второе. Осенью 1929 года наш земляк Генрих Ягода становится первым заместителем начальника ОГПУ. Горький просил его о встрече, и встреча состоялась. О чем они говорили, неизвестно. Но очень скоро на Соловки приезжает представительная комиссия из высоких чинов ОГПУ и проводит там внесудебное разбирательство. В результате было арестовано 23 человека, чекисты и работники медсанчасти; девять из них с формулировкой «За дискредитацию советской трудовой исправительной системы» были расстреляны, остальные приговорены к лишению свободы на срок от двух до десяти лет. Был заменен начальник лагеря, а порядки стали более либеральными. 

Теперь о статье Горького. В черновике этой статьи нет ни единого хвалебного слова по поводу перевоспитания и работниках ОГПУ, ни слова о перековке и необходимости расстрелов. Лидия Сейфуллина рассказывала, что, когда Горького спросили, не стыдно ли ему за очерк о Соловках, он ответил: «В этом очерке ручка редактора не исправила только мою подпись». Другой вопрос, почему он публично не протестовал по поводу напечатанного текста… Думаю, ознакомившись с публицистикой Горького по черновикам, мы сможем с большей объективностью судить, был ли он сподвижником Сталина и певцом диктатуры пролетариата.

Мария ФЕДОТОВА. Фото из архивов.

Хорошая новость

Дары писателя вернулись домой

На днях в Нижегородский государственный художественный музей вернулась коллекция произведений Николая Рериха. Серия картин цикла «Майтрейя» - ядро рериховской коллекции - была подарена музею Алексеем Максимовичем Горьким.

«Нижегородский» Рерих был в Санкт-Петебурге, где участвовал в выставке.

В настоящее время в собрании НГХМ находится около 30 произведений искусства, поступивших туда от Горького. Среди них - помимо рериховских мистических пейзажей - шесть работ Бориса Кустодиева: Горький лично навещал больного, бедствующего художника в Москве и приобретал его работы. Среди подаренных нижегородцам картин «Купчиха, пьющая чай» и «Русская Венера».

Есть версия

Мечтатель с ключом в руках

В литературных произведениях современников могучая фигура Горького нашла отражение в том числе в аллегорических версиях. Так, литературовед Альфред Барков выдвигает версию, согласно которой роман «Мастер и Маргарита» - это роман о Горьком. Но гораздо более оригинальным видятся изыскания по поводу «Буратино» Алексея Толстого. Начав книгу как перевод «Пиноккио», «красный граф» вскоре переключился на создание аллегорического «нового романа для детей и взрослых», насыщенного карикатурами на современников.

Так, например, в виде закадычных друзей папы Карло и Джузеппе - Сизого Носа перед читателем предстают Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко; кстати, золотая молния на занавесе нового театра папы Карло сходна с чайкой на мхатовском занавесе.

В образе Карабаса-Барабаса выведен оппонент Станиславского и Немировича-Данченко - режиссер Всеволод Мейерхольд, создатель метода биомеханики и прослывший жутким деспотом. Плетка Карабаса - маузер, который Мейерхольд носил с собой на репетиции, а в бороду доктора кукольных наук преобразился длинный мейерхольдовский шарф; с тем чтобы шарф/борода не мешали при ходьбе, режиссер и Карабас засовывали помеху в карман. Под маской карабасовского помощника Дуремара собраны двое: московский врач Жан Булемард, лечивший собственноручно собранными пиявками, и помощник Мейерхольда по театру Владимир Соловьев, носивший псевдоним Вольдемар Люсциниус.

За образами кота в очках и жеманной лисицы скрываются супруги Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, под маской Пьеро, певца Прекрасной Дамы - Александр Блок, в образе Мальвины исследователи видят то Ольгу Книппер-Чехову, то Марию Андрееву. 

Вы спросите, при чем тут Горький? Притом что решительное большинство литературоведов прочат его на роль прообраза самого Буратино - полного жизненных сил и дерзости, бескорыстно ведущего всех к счастью, активно сотрудничающего с театром и отважно бросающегося в драку (свою любовь к азартным потасовкам не раз подтверждал сам писатель) и, кстати, как Горький, сына искусного столяра.