Советский и российский эстрадный певец Сергей Захаров скончался от сердечной недостаточности. Ему было всего 68 лет. В последние годы знаменитый баритон был приглашенным солистом нижегородского Русского народного оркестра и регулярно, не по разу в год выступал в Нижнем Новгороде.

Любимец нижегородской публики 

- Конечно, горько, когда в таком возрасте уходят талантливейшие музыканты, - говорит директор Русского народного оркестра Валентин Гордеев. - По красоте голоса, по дарованному Богом таланту он превосходил практически всех известных мне певцов, и если бы пришлось составлять универсальный рейтинг, я поставил бы его рядом с Муслимом Магомаевым. Сергей Георгиевич мог петь с микрофоном и без него, выступать перед любой аудиторией. Помимо потрясающего певческого таланта он обладал еще одним, особенным даром - свободно общался с любой публикой и неизменно завораживал ее своим обаянием. 

Он дружил с нашим оркестром, дружил со мной лично. Мы сделали несколько совместных программ, выступали на разных фестивалях, а последние несколько лет подряд выходили на сцену Кремлевского концертного зала; зал всегда был переполнен, и его принимали с восторгом, как мало кого, потому что он пел то, что людям хотелось услышать. Подготавливая программу, он всегда угадывал пожелания публики, притом что к выбору произведений подходил очень тщательно, никогда не позволял себе каких-то вкусовых послаблений… и практически никогда не повторялся, так что к каждому его приезду оркестр разучивал много новых произведений. Сергей Георгиевич владел фантастическим объемом материала. Я знаю, что Кобзон мог спеть подряд четыреста песен, и, думаю, Захаров был способен спеть не меньше. 

Первый раз мы вышли с ним на нижегородскую сцену много лет назад в июне. Это был Пушкинский фестиваль. Тексты читал Станислав Говорухин, а Сережа пел с нашим оркестром романсы на слова Пушкина. Ему понравилось, как оркестр аккомпанирует, понравилось наше к нему внимательное отношение - и начались звонки, переписка, а затем стали складываться концертные программы. 

Конечно, у нас остались нереализованные планы. Осенью наступившего года мы планировали с ним дать традиционный большой концерт в кремле... 

Из звезд - на улицу… 

Наверное, сейчас можно сказать, что мы были дружны с этим выдающимся музыкантом. Со времени первого нашего интервью - а оно состоялось почти десять лет назад! - выстроились удивительно теплые эмоциональные связи. Мы поздравляли друг друга с праздниками; стараясь не пропускать ни одного его концерта, корреспонденты «НН» приходили с цветами, заглядывали и на репетиции, чтобы обменяться хотя бы парой приятных слов. Сергей Георгиевич часто бывал очень занят - его гастрольный график верстался достаточно плотно, но для каждого у него неизменно находилось время на улыбку и рукопожатие, и ни единым намеком он не позволял себе «попросить» визитера из гримерки даже в случае скорого выхода на сцену. 

В интервью он был достаточно откровенен. С иронической усмешкой Сергей Георгиевич рассказывал корреспонденту «НН» о том, как в молодости, еще студентом Гнесинского института, он «сотрудничал» с Государственным джаз-оркестром РСФСР под управлением Леонида Утесова - «пожилого человека с неподвижным лицом и маленькими, злыми глазками». Ознакомиться с этим материалом можно здесь www.nnews.nnov.ru/posts/20256. А что было после того, как юный артист съездил на гастроли с утесовским оркестром и был отчислен из Гнесинки за прогулы, выселен из общежития? Сам Сергей Георгиевич рассказывал об этом так. 

…с улицы - В звезды! 

- Вышел я из общежития, иду по улице с тремя рублями в кармане и вижу афишу: «Ленинградский государственный мюзик-холл». И думаю: пойду, на последнюю трешку хоть настроение поправлю, а там будь что будет. В камере хранения оставил вещи и отправился на концерт… 

Купил билет на галерку за два пятьдесят (долгая пауза. Вздыхает). Ну, что вам сказать? В те времена Ленинградский мюзик-холл - это была такая феерия, настолько все было необычно и красиво! Это как Фридрихштадт-палас русского разлива; все режиссеры и балетмейстеры мюзик-холла были из Фридрихштадт-палас, который в Европе тогда по праву считался ведущим, лучшим мюзик-холлом. В общем, в антракте выпил я для смелости сто грамм коньяку и пошел за кулисы. Представился студентом Гнесинского института, сказал, что ищу работу. Завтруппой меня подвел к Илье Яковлевичу Рахлину - художественному руководителю мюзик-холла. Он посмотрел на меня, говорит: «Ну, по фактуре подходите. А дальше - давайте подождем, когда кончится концерт. У нас есть такая традиция: вся труппа садится в зал и слушает. Если понравится, то…» 

После этого я в зал уже не вернулся; пока шло второе отделение, распелся с их пианистом, подготовил пару песен - что-то простое, из Бабаджаняна… Затем выпил еще сто грамм коньяку и на легком ходу вышел на сцену. В зале певцы, танцоры, все еще в костюмах. Я спел. Они мне зааплодировали. За кулисами тут же подходит Рахлин: «Ну, что, едем в Ленинград?» Я говорю: «Едем!» Потом вспоминаю про свое бедственное положение и говорю ему: вот такая история, я как раз сегодня остался без жилья, без денег… Он вызывает завтруппой и дает ему указание: «Вот для этого молодого человека немедленно снимите одноместный номер в гостинице «Россия», с завтрашнего дня он приступает к работе…» 

И уже через пять месяцев я поехал на все международные конкурсы. Дело в том, что в мюзик-холле, сами понимаете, красивые девочки, танцы, канканы, на концерты постоянно ходили высокопоставленные партийцы, и отпускать на гастроли они никого не желали, а тут подвернулся я - 

солист-мужчина. И высокие гости говорят: давайте лучше его за границу пошлем! И послали меня на «Золотой Орфей»; потом - 

Сопот, Зелена Гура, Буэнос-Айрес, Япония, и везде я получал первые премии…

Мария Федотова.