Двадцать пять лет назад я взяла у него – восходящей рок-звезды –одно из своих первых интервью. Блистательный Данила Чирьев, лидер хард-роковой группы «Хунта», рассуждал о «тяжелой» музыке и о том, отчего из сотни молодых и рьяных рок-н-ролльщиков к сорока годам в музыке остаются буквально двое-трое.
Жизнь музыканта сложна, непредсказуема, порой откровенно безденежна. Особенно если музыкант предпочел игре в оркестре стезю свободного художника. Данила в музыке остался. К счастью.
О творческих свершениях на фоне больших перемен он рассказал в эксклюзивном интервью. 

Рок из бомбоубежища

– Данила, вы – коренной дзержинец. Не ошибусь, предположив, что ваши музыкальные дебюты должны быть связаны с Дворцом культуры химиков. Расскажите, пожалуйста, как всё начиналось?

– Дзержинский ДК Химиков был Меккой рок-н-ролла, рок-музыки, блюза, джаза и прочего. С конца восьмидесятых там базировались группы. «Визит» во главе с замечательным композитором, клавишником и аранжировщиком Дмитрием Герасимовым, игравшая джаз-рок в очень интересной, необычной манере. «Урфин Джюс», впоследствии сменившая имя на «Резонанс». В основном они исполняли каверы и работали на браках - сопровождали гражданские процедуры в Доме бракосочетания нетленными англоязычными хитами, такими как Hotel California, I Just Call To Say I Love You. Вовсю репетировали «ГПД» с Сергеем Чиграковым…

– В каморке, что за актовым залом?

– Нет, не за залом. Тоже в подвале. Подвал представлял из себя невероятной длины коридор. Когда, в пятидесятые годы, строился ДКХ, в нем планировалось бомбоубежище. К концу 80-х стало понятно, что острой нужды в бомбоубежище уже нет, и туда решили кого-нибудь пустить. Директором Дворца в те годы был Владимир Рябчиков, очень лояльно относившийся к музыкантам, и при нем, по большому счету, в ДКХ была настоящая рок-лаборатория, место силы. Я вошел в ту тусовку в самом начале 90-х. 

Еще ДКХ славился рок-фестивалями. Тусовка ждала их как манны небесной. Это была возможность показать себя, увидеть других, обменяться информацией по поводу аппаратуры и инструментов, и даже – иногда – купить аппаратуру и инструменты, причем не только самопал, но и «фирму». 

«Старый» и «добрый» в городе контрастов

- А дальше? С тех пор у вас было много разных проектов. Получилось ли зарабатывать на жизнь музыкой? 

- Записав клип «Черный дождь», отыграв на разогреве у Uriah Heep, записав и издав диск в Швеции, к 1997 году мы достигли определенного уровня известности. Про нас написали все нижегородские газеты. Оба наших клипа, в том числе один профессиональный и высокобюджетный, вовсю показывали по местным каналам. Но при всей несомненности наших достижений монетизировать их было нереально: площадок не было, клубов не было. Ничего не было! Но мы искали, не сдаваясь. И нашим первым местом работы стал клуб «Пиковая дама» на первом этаже гостиницы «Нижегородская». В ту пору это было место тусовки «серьезных людей» - с казино, бильярдом, баром... И мы решили попробовать там поиграть. Конечно, не «металл». Перед нами поставили задачу тихонечко наигрывать какие-нибудь блюзы-джазы и представили в афише следующим образом: «Вторник, четверг – группа «Хунта». Старый добрый джаз». 

Что ж, собрали мы свои «металлические» хайры в хвостики, пригласили мою супругу на роль вокалистки и стали играть аккуратненький такой репертуар, не мешающий гостям клуба перетирать деловые вопросы. 

Сейчас вспоминаем с улыбкой, а тогда впечатления разные бывали. На автомобилях, каждый ценой в две нижегородские квартиры, приезжали компании пухленьких невысоких товарищей в черном и с черными барсетками. С ними девки: выше кавалеров как минимум на голову, на шпильках сантиметров под тридцать… и в юбках длиной примерно те же тридцать сантиметров. Мужики не выпивали, не закусывали – пили только кофе, курили и что-то обсуждали. А девки играли в бильярд, наклоняясь таким образом, что их тридцатисантиметровые юбки полностью обнулялись. Мы созерцали полуголые задницы и играли «старый добрый джаз». Иногда нам давали фишки в качестве благодарности за то, что не помешали. Иногда давали фишки за то, чтобы не мешали совсем, то есть прекратили бы играть.

Отработав, мы доезжали на такси до Московского вокзала. Мокрый асфальт был устлан рваными картонными коробками. Стеной стояли ларьки, лежали и сидели бомжи, подавали голос бабушки бездомные с протянутой рукой… Такой контраст, конечно, сильно бил по мозгам. Только что мы находились в эпицентре вопиющей роскоши – и вот двадцать минут спустя сидим среди бомжей, до пяти утра ждем первую электричку. Впрочем, при всем этом в кармане имелись денежки, на которые можно было жить и творить. 

Не клубом единым

– Но вскоре ведь в Нижнем Новгороде появились настоящие клубы?

– Да, это был, наверное, год девяносто восьмой или девяносто девятый. В нашей биографии появился клуб «Рокко», открывшийся в 1994 году и, кстати, открывшийся рок-фестивалем! Там играть можно было в том числе и авторское, хотя и не «тяжелое», так что мы несли в массы акустические версии «хунтовских» хитов, чередуя их с выступлениями стриптизерш. Нас принимали очень тепло. А потом стало еще больше баров с музыкой. Мы скорректировали репертуар в сторону каверов и играли по четыре вечера в неделю. Так на смену «Хунте» пришел «Черный пес», а позже – проект Chkalov. Стали появляться и частные заказчики – «люди из зала». Они нам делали предложение примерно следующим образом: «Ребята, у меня через две недели юбилей, и надо, чтобы вы там тоже сыграли The Beatles и Rolling Stones».

Так что мы поувольнялись со всех своих работ и стали жить только музыкой. Счастливое было время!

– Сейчас вас в клубах редко можно услышать. Почему? 

– Клубная обстановка тогда и сейчас – разные вещи. Клубы, в которых мы играли двадцать лет назад, открывали «серьезные люди», среди них было очень много с хорошим вкусом. Во времена, когда из каждого утюга лаяла Алена Апина, им хотелось слушать другую музыку. Они создавали такие места, поддерживали и посещали их, оставляя там кучу денег. Словом, в клубах начала 2000-х звучал эксклюзив, и за это тем бизнесменам низкий поклон! А клубы сейчас – это голимая попса. Если мы старались сделать нечто такое, чего не делает никто, у сегодняшних клубных музыкантов задача прямо противоположная: сделать то, что делают все.

– Данила, что сегодня?

– Мы продолжаем писать песни. Экспериментируем. Например, записали песню с фольклорным ансамблем «Пэчворк». Клубы превратились в живую дискотеку – но нам осталось немало: старые добрые корпоративы, большие фестивали, опен-эйры на Днях городов. На чемпионате мира по футболу представили футбольный гимн: играли его на площади Минина, сняли клип – он доступен в Сети. В байкерских фестивалях участвуем. Ездим с гастролями. В столице, кстати, уже наслушались каверов, и никого не удивишь безупречным исполнением «Незабудки». А вот послушать исполнение «Кострома, государыня моя» на терменвоксе придут многие. 

Впрочем, я знаю, что нижегородское опопсение – явление временное.

– Как вы провели самоизоляцию?

– С 30 марта я выходил в онлайн как минимум раз в неделю. Был ощутимый коммуникативный эффект, в том числе финансовый. Последнее, не скрою, помогло достойно пройти этот трудный для артистов период. На весну – лето было море планов и договоренностей, столько выступлений послетало! Заодно в ходе онлайн-выступлений я для себя выяснил, какие песни помнит публика. Как оказалось, ввиду того, что «Черный пес» занимался творчеством англоязычным, его никто не запомнил и, соответственно, не просил. Из «хунтовского» просили «Черный дождь» и «Падает снег», правда, эту песню я сейчас исполняю на октаву ниже: те, гилановские фальцеты, уже не вытягиваю. А из «чкаловского» репертуара вполне предсказуемо «Спасибо печени», «Я хочу быть мэром Сочи» и «Брови». Последняя – авторский кавер: в англоязычный хит мы воткнули русский анекдот.

Ну а предмет моей особой гордости – песня «Выздоравливай». Она пришлась ко времени – кто бы мог подумать!

Кстати

Второго августа мы публично, оффлайн выходим из сумрака! Группа Chkalov приглашена для музыкальной поддержки традиционного полумарафона «Беги, герой». В каком именно месте трассы будет играть Chkalov, пока решается. Следите за новостями в Сети.

Мария Федотова.