Давайте познакомимся с Кариной Барас. Недавно в детской музыкальной школе № 11 имени Мокроусова, где работает наша героиня, состоялась посвященная ей большая творческая встреча. Были музыка и воспоминания, вопросы и ответы. Встреча посвящалась двадцатилетию педагогической и сорокапятилетию творческой деятельности композитора. Тут, быть может, вы подумаете, что она – почтенная дама глубокого возраста, но нет. Просто стала сочинять очень рано…

Счастливые дебюты.

– Карина Вальдемаровна, как начался ваш путь в музыку?

– По телевизору показывали какую-то пианистку, и папа спросил меня: «Хочешь играть так же?». Ну, я, в общем, была не против. Папа был очень одарен музыкально и всегда жалел, что его в детстве не учили музыке. Сколько себя помню, мы всегда ходили с ним в театр и на концерты. 

Нашлась  студентка, которая пошла вместе с ним в мебельный магазин – ведь раньше пианино продавали в мебельных магазинах – и выбрала самый лучший инструмент – «Октаву». Потом я прошла испытания в центральную музыкальную школу Чебоксар, где мы тогда жили. Школа была далеко от дома, примерно, в получасе езды, но это меня не пугало. Играть на фортепиано мне очень понравилось. Играть – понимаете? Игра! Как раз то, что я так любила! И, между прочим, это так и есть. Набор фишек – клавиши, имеются правила. Когда у меня родились собственные дети и я опять окунулась в мир детства, ужасно захотелось сочинить музыкальные игрушки – пьесы, которые имели бы игровое содержание. Что и было сде­лано. 

Сочинять я начала еще до учебы и ясно было, что нужно показаться педагогу. Этим педагогом стал молодой выпускник Казанской консерватории, музыковед Артур Салихов. Я сыграла ему мелодию, которая называлась «Киска». Он сказал: «Отлично! Теперь нужно добавить аккорды!» и добавил такое, что я пришла в шок и, прибежав домой, со слезами пожаловалась папе, что из-за страшных аккордов моя бедная «Киска» превратилась буквально в Бабу-ягу.

«Хорошо», – сказал папа и на следующий день пошел разбираться с Артуром Равильевичем. Не помню, сколько времени они разговаривали, но мне казалось, что это длилось вечно. Артур Равильевич объяснял, что мир не стоит на месте, что сегодня нельзя жить в XVIII веке, и был очень убедителен. Словом, мы успокоились, и дальше я стала заниматься уже у него. 

А в музыкальном училище попала в руки Людмилы Алексеевны Новоселовой, которая много мне дала как профессионал и с энтузиазмом встречала все мои идеи. Во время учебы в училище было исполнено много моих сочинений, в том числе хоровых.

Ну а затем – Нижегородская консерватория, где я училась на двух отделениях – музыковедческом у Тамары Николаевны Левой и композиторском у Бориса Семеновича Гецелева, а после еще и окончила аспирантуру как композитор. 

Услышать и записать.

– Сложно ли вам писать музыку? Сложно ли сочинять красивую музыку? 

–  Расскажу реальную историю из жизни Моцарта. Когда Вольфгангу Амадею было семь лет и он давал концерты во Франкфурте-на-Майне, после одного из выступлений к нему подошел молодой человек.

– Ты так замечательно играешь и сочиняешь, – сказал он юному музыканту. – Мне никогда так не научиться!

– Да что ты, – удивился маленький Моцарт, – это ведь так просто! Ты никогда не пробовал записывать мелодии, которые приходят тебе в голову? 

– Не знаю, мне в голову приходят только стихи, – отвечал юноша. 

– Вот это да, – восхитился маленький музыкант. – Наверное, писать стихи очень трудно?

– Да нет, совсем легко. Сам попробуй!

Собеседником Моцарта был Гете. 

Иногда меня спрашивают: зачем и для чего пишете музыку? Наверное, не «зачем». Просто это мой способ жизни. Как я не могу не дышать, так не могу и не сочинять. Сочиняю в любое время суток, даже во сне. Мне часто снятся музыкальные сны, которые я потом записываю, как Шуберт. Вот только Шуберт спал в очках, чтобы, проснувшись, сразу начать записывать ноты, не тратя времени на поиск очков. Я сплю все же без очков (улыбается).

– Помогают ли современные технологии для написания музыки? Может ли произведение, написанное искусственным интеллектом, сравниться с живым творчеством композитора? 

– Технологии помогают композитору. Искусственный интеллект способствует выполнению разных прикладных задач. У меня ученики это проходят на уроках музыкальной информатики. Но не все так просто.

Сейчас существует масса приложений, которые способны сгенерировать в любом стиле, в любой фактуре все, что угодно. Они оперируют огромными базами данных и могут, например, прослушав мелодию, выдать аккомпанемент к ней. Очень удобно и просто! Да что мелодия! Год назад в Чебоксарах была поставлена цифровая опера «Главный вопрос» Рустама Сагдиева. Особенность постановки заключалась в том, что музыка, либретто, декорации, костюмы – все было сгенерировано нейросетью. 

Вот только музыка, созданная искусственным интеллектом, – это чистая звуковая материя. А композиторы сочиняют, опираясь на определенный образный строй, идеи, духовный подтекст и так далее.

Тут возникает много вопросов. Например, повышаются требования к экспертам. Как отличить Бетховена от ИИ? Или вновь возникающие авторские права – кто является правообладателем произведения не сочиненного, а сгенерированного?  Кстати, композиторам, сочинения которых находятся в базе данных, должны ли происходить отчисления в случае использования материала? И самое главное – это вызов творцу, который должен максимально ответственно относиться к своим произведениям, чтобы они не были предсказуемой безликой штамповкой, а наоборот, живым, неповторимым, самобытным результатом творческого акта.

Играть – играя трогательно!

– Вы не только композитор, но также педагог-новатор, автор нотных сборников и методических пособий. Помимо доброй сотни сочинений, написанных в разных академических жанрах, от фортепианной миниатюры до оперы, вы создали популярные альбомы пьес для начинающих музыкантов, и в них декларируется особый подход к вхождению в музыку.  В концерте прозвучали пьесы из «Кинезиологических игр с клавишами от новичка до профи», где ребенок обращается с инструментом вольно, необычно, творчески. Расскажите, пожалуйста, об этом!

– Самый эффективный подход в познании нового – постоянная опора на эмоциональное воображение. Без ярких образов трудно увлечь ребенка: если ему неинтересно, то он в силу специфики своего возраста не способен что-либо делать. Нет ярких эмоций – не будет никаких действий или они моментально угаснут. Поэтому центральным принципом становится игра, эксперимент. К примеру, мое учебное пособие «Чтение с листа: тренажер-трансформер «Складываем новую музыку» всегда находит живой отклик у детей. Это так здорово, когда на их глазах разрезаешь нотные страницы пополам и начинаешь менять партии левой и правой рук! Помню, как профессор консерватории Борис Семенович Гецелев, когда я ему показала этот сборник, с удивлением и азартом сел за фортепиано и сам принялся «складывать новую музыку». Мне самой было очень интересно создавать такую уникальную фортепианную игрушку, в результате которой получилось 300 различных упражнений.

Что касается тактильных ощущений в игре на фортепиано – «мячики», «паровозики» и прочее, то это отличный непосредственный способ познания. С самого раннего возраста малыши с большим увлечением обнаруживают разность материалов: воды и шерсти, песка и травы. Тактильные ощущения активизируют работу мозга, а в соединении с моторикой рук в «пальчиковых играх» на клавишах происходит взаимодействие с высшими формами сознания – мышлением, пространственным восприятием, вниманием, памятью и прочим. Именно тактильные ощущения кончиков пальцев имеют огромное значение в большом пианизме. Так называемые в музыке штрихи – это именно пальцевые прикосновения к клавишам, toucher (в переводе с французского «трогать, прикасаться») – умение чувствовать кожей поверхность клавиш и взаимодействовать с ними. Поэтому в занятиях «детскими забавами» происходит процесс формирования разносторонней и яркой творческой личности.

Мария Федотова. Фото из личного архива Карины Барас.