Вячеслав Кокорин, режиссер, достаточно поработавший на различных российских сценах - от Иркутска и Омска до Екатеринбурга - и имеющий репутацию крепкого профессионала, летом, как известно, был приглашен в нижегородский ТЮЗ. И здесь он начал с того, что крепко всех озадачил.
В интервью и выступлениях в разных аудиториях он немало наговорил абсолютно нелестных слов и об актерской труппе ТЮЗа, и о нижегородской театральной ситуации вообще.
Это, конечно, усилило внимание к дебютным работам на сцене ТЮЗа самого Кокорина, но вот здесь-то и произошла основная осечка.
Первый спектакль, как бы для смешанной аудитории - детей и взрослых, - "Снежная королева" по пьесе Е.Шварца, оказался просто, на мой взгляд, провальным. Поразительно, актеры не могли посылать даже звук своего голоса через рампу, а там, где усилием зрительской воли можно было что-то расслышать, возникали кричащие непонятности.
Вся знаменитая сцена у Разбойницы - черная дыра: непонятно, кому принадлежит психологическая инициатива в происходящем, непонятно, что же происходит. И список претензий, естественно, этим не исчерпывался, он большой.
Реабилитации не произошло и на спектакле для самых маленьких, спектакле в фойе театра про слоненка Хортона.
Конечно, актеры вели себя мило и интеллигентно в этой истории, но, как бы это сказать, в их существовании на импровизированной сцене не было электричества. Сквозило что-то такое эскизное, разговорное, необязательное... Возвращаясь после спектакля домой, я даже придумал заголовок будущей критической статьи: "Театр без электричества".
Как хорошо, что я все-таки решился дождаться третьего спектакля в постановке Кокорина, спектакля Малой сцены "Последние" по М.Горькому.
Электричества в этом спектакле достаточно - просто в прямом смысле слова. Художник Лариса Наголова отлично, по-моему, придумала, решила пространство происходящего в пьесе: некая пустая или пустынная комната-клетка с длинным- длинным столом. А вверху огромное количество лампочек.
Временами они, может быть, напоминают то самое звездное небо над головой, о котором упоминал философ. А может быть, какой-то космос, где свет отдельной лампочки - это просто жизнь каждого из нас: вспыхнула и погасла. А может быть, феерия пересекающихся цепочек из лампочек напоминает что-то давнее-давнее - детское, рождественское, материнское, доброе. Вот этих самых "может быть" в спектакле огромное множество. Иногда свет лампочки может обернуться грозным фонарем, под которым вершит свое дело некий Следователь. Море разливанное ассоциаций, в которое погружается действие спектакля, это, я вам скажу, признак класса режиссера, сценографа и их актеров.
Честно скажу, мне доводилось много видеть различных постановок "Последних".
И те из них, которые я запомнил, всегда акцентировали какие-то фигуры горьковской пьесы. Были спектакли - много, где на первый план выходила Люба и ее брат Петр, залог возрождения погрязшей в буржуазной мутации семьи Коломийцевых.
Адольф Шапиро показал как-то в Нижнем, в рамках Сахаровского фестиваля, свою версию "Последних" в театре-студии "Табакерка".
Так вот, его спектакль с полным правом можно было назвать "Мама" (заметьте, не "Мать", такое произведение у М.Горького тоже есть, а "Мама").
Ольга Яковлева играла Софью с таким погружением в психологический материал, что возникала фигура очень объемная, через ее сердце проходили все силовые линии конфликтов семьи Коломийцевых.
Вячеслав Кокорин пошел своим особым путем. Он отважно заметил, что две основные фигуры "Последних" все-таки не дети и не Софья.
Подобно роману, который называется "Братья Карамазовы", произведение Кокорина можно было бы назвать "Братья Коломийцевы". Но заметить подобное в тексте пьесы - одно. Главный шаг, приведший режиссера-постановщика к удаче, в том, что он, по современной терминологии, переформатировал М.Горького. Конечно, в пьесе есть сюжет, он и бытовой, и социальный, и политический даже. Последнему доказательство - масса советских постановок "Последних", где активно обличалась буржуазная суть Ивана Коломийцева и его компании домашних.
На все это Вячеслав Кокорин просто-напросто махнул рукой, убрал какие-то бытовые подробности, даже персонажи пьесы, тянувшие в быт. Все это ему оказалось ненужным, потому что он сосредоточился на одном - идейном и интеллектуальном споре двух братьев - Ивана и Якова. Спор потрясающий - Смерть, Любовь, предназначение человека в этом мире, духовная аскеза и агрессивная наглость под видом адаптации к варваризующемуся миру. М.Горький в этом споре очень актуален, его слово дышит импульсами сегодняшнего дня. Кокорин сорвал наросты бытовщины, вульгарной или, по крайней мере, общей социальности в "Последних", едва-едва не записав его постмодернистский реестр авторов.
Такой М.Горький нам нужен.
Он цепляет за живое.
За недостатком места я не могу подробно и основательно разобрать анатомию спора братьев Коломийцевых. Это тема особая и очень интересная.
Скажу только, что спор, как часто случается в русской действительности, заканчивается знаком бесконечности перед пологом Смерти, накрывшим дом Коломийцевых. Но составляющие этого спора у зрителей найдут свой отклик, хотя и далеко не у многочисленной публики. Интеллектуальная драма - жанр востребованный ныне мало. (А театру надо жить. Чем же он будет удивлять? Чем и как собирать публику? Это уже следующие вопросы после "Последних".) Но пока можно радоваться.
Скажем, безукоризненности, с которой проводят свои роли Леонид Ремнев (Иван) и Евгений Калабанов (Яков). У Леонида Ремнева в послужном актерском списке немало запоминающихся работ. Но, сознаюсь, давненько я не видел такой подробной разработки своего героя, какая случилась у актера в этот раз. Его Иван, защищаясь, обороняясь, хорохорясь, приспосабливаясь в сущности к разным, в том числе мерзостным, обстоятельствам жизни, предает всё и вся. Предательство без берегов - вот что такое Иван Ремнева. И Яков, усохший и усыхающий, разбитый своими душевными ранами донельзя, у Евгения Калабанова, как свечечка, в кромешной темноте эгоистических интересов и желаний, управляющих домом Коломийцева.
Да разве только им одним, а не всем миром?
Ремнев и Калабанов демонстрируют точную технику: посыл, мысль одного из них точно ложится в реакцию другого и так далее. Если зритель включается в эту "цепочку", ему не скучно... В спектакле есть, кстати, еще несколько вполне достойных работ. Я бы выделил Любу в исполнении Ирины Страховой.
Роль сыграла строго и азартно. Татьяна Миронова нашла хороший тончик для своей Надежды. А Наталья Мещерская проводит роль Софьи собранно и просто, на одном дыхании.
Спектакль, хоть и в жанре, плохо востребованном сегодня публикой, получился. Он наконец-то представил нам режиссера Кокорина в качествах, которым симпатизируешь.
Спектакль - "Последние", но, похоже, нынешний ТЮЗ с них начинается.