Многое из того, что прозвучало в беседе с ним, предварявшей концерт, - готовые афоризмы.
- Джаз для меня начался в 1945 году, когда я увидел фильм "Серенада солнечной долины".
Тогда мне было 10 лет. Я родился джазменом, с джазовыми наклонностями - нежеланием быть как все, склонностью к импровизации, переменам, с индивидуализмом, снобизмом и эгоизмом. Качества эти тяжелые как для окружающих, так и для меня самого. А остальные люди - пугливые, вялые, послушные - они держатся подальше от джаза и рока, делают карьеру.
- По поводу карьеры. Вы выступали на сцене "Карнеги Холла", участвовали в "Вудстоке"...
- В "Карнеги Холле" был совместный концерт с Тамарой Гвердцители. Я был горд, что сбылась мечта идиота. Но оказалось, что техника, звук, свет там убогие. Этот зал не создан для джаз-рока. Я ощутил такую претенциозность и в этом смысле - убогость, присущую всем академическим сферам, которые относятся к джазу как к музыке второго сорта, а рок вообще не признают музыкой. К тому же я там столкнулся с бюрократией.
А на "Вудстоке" я побывал в конце 1980-х со спектаклем "Джазмен", пьеса была написана частично про меня. Я там был призраком, играющим на саксофоне.
Эта поездка мне многое дала. Я понял, что такое Америка, и началось мое в ней разочарование.
Мечта "штатника" стала постепенно трансформироваться. Я узнал, что в Америке есть Бродвей - нечто блестящее, к чему презрительно относятся все настоящие режиссеры. И существует понятие "офф-Бродвей" - это и есть настоящий театр. Вот он находится в плачевном состоянии. Спектакли играются дай бог по 10 раз, в наемных зальчиках. В Америке есть и "офф-офф-Бродвей" - это такой экспериментальный, авангардный театр. То есть андерграунд в Америке тоже существует, и с этим андерграундом мы столкнулись сейчас, когда попали в капитализм.
У нас теперь есть точно такая же "офф-" и "офф-офф-"культура.
И "Арсенал", несмотря на свою историю и заслуги перед советской властью, тоже является сейчас субкультурой, чем я очень горд. Причем этот андерграунд гораздо более суров, чем в советское время.
- А как вам жилось в советском андерграунде?
- Я не написал ни одной пьесы на советские темы. Более того, у меня были пьесы с намеком. Например, "Опасная игра". А в "Воспоминании об Атлантиде" я четко имел в виду, что Атлантида - это дореволюционная Россия, которая погибла от большевистского переворота. Нас не расформировывали только по одной причине: на нас государство зарабатывало очень хорошие деньги. И потому, что запретить то, что уже разрешено, было еще сложнее, чем разрешить...
Как-то на гастролях, в Одессе, я решился исполнить на концерте инструментальную версию арии Марии из оперы "Иисус Христос - суперзвезда". Сразу все узнали, захлопали. На следующий день директор Одесской филармонии умолял меня написать объяснительную записку. Самое интересное, что донесший на нас кагэбэшник сам узнал эту музыку! И я написал идиотское объяснение, мол, у нас перегорели все усилители, сломалась колонка, и мы вынуждены были изменить репертуар. Всех такое объяснение удовлетворило. В 1980-е у советской власти уже не было сил бороться - она боролась сама с собой.
- А что сегодня?
- Меня вполне удовлетворяет, что сегодня мы, как и вся культура, находимся в андерграунде.
СМИ, как вы знаете, исключили все музыкальные передачи из эфира, осталась только "Фабрика звезд". Канал "Культура" - это исключение, но далеко не идеальный вариант. Но я имею в виду "Первый", "Россию" и НТВ. Про СТС и ТНТ просто молчу, они за гранью. Рейтинг - это равнение на низшую часть нашего населения, на жлобов. Для них - юмор, ток-шоу, криминальные передачи и сериалы. Для меня СМИ отсутствуют.
Я неоднократно отказывался от участия в различных ток-шоу, в том числе в программе Малахова "Пусть говорят". Я нашел необидную формулировку: "Я не вижу себя в вашей передаче".
Когда я отказываюсь, редакторы удивляются: они думают, что осчастливливают меня...
Телевидением владеют рекламодатели.
Государство - оно такое нищее, что ничего не решает на ТВ. А те, кто действительно управляет СМИ, не стремятся привлекать к экрану интеллектуальную элиту, пусть тысячу человек, хотя это принесло бы колоссальную пользу, правда не сиюминутную.
В дальнейшем и жлобы, и домохозяйки, и обыватели подтянулись бы до уровня элиты, потому что деваться от экрана некуда...
А формат - еще более страшное понятие, чем рейтинг.
Сначала я думал, что формат имеет отношение к стилю, жанру. Но фактически формат - это другое, это уровень профессионализма и качества. Это пришло к нам с Запада.
Формат - это хорошо упакованные серые мыши, не умеющие ни играть, ни петь, не имеющие своего лица. Торговать "серым" товаром намного выгоднее, как бижутерией и подделками выгоднее торговать, чем бриллиантами.
Человек, хорошо поющий и виртуозно играющий, - это не формат. Нужно, чтобы музыкант ничего не умел и полностью подчинялся. Как в "Фабрике звезд". Этим она напоминает тоталитаризм. Только все прежние "Алло, мы ищем таланты!" и всесоюзные конкурсы руководствовались принципом "чем талантливее, тем лучше". А теперь принцип прямо противоположный. Если ты талантлив - всё! Ты в субкультуре.
Но дело не такое безнадежное.
На Западе субкультура очень мощная, потому что там есть меценаты.
Я не знаю, будут ли еще в России Третьяковы, Мамонтовы, Морозовы... Пока надежды мало - наш капитал творит безобразия.
За какие-то 10 лет мы прошли все стадии капитализма и испытали на себе все его прелести. За что боролись, на то и напоролись.
Ольга ГОРНОВА.

Блюз на блюз дает плюс

 Блюз - это когда хорошему человеку плохо. Для "плохо" у интеллигентных нижегородцев могут быть как минимум две причины, одна - абсолютное отсутствие в городе концертных площадок, где бы регулярно звучал джаз. Второе "плохо" - неизбежно уходящие кумиры (увы, время идет, возраст берет свое). Между тем 12 декабря два этих минуса в сумме дали-таки плюс. В изголодавшемся по джазу Нижнем Новгороде выступал Алексей Козлов, и филармонический "тысячник" был полон.
Мэтр вышел на сцену в составе квартета молодых музыкантов (Дмитрий Илугдин - клавишные, Евгений Шариков - шестиструнный бас, Юрий Семенов - ударные) и без предупреждения заиграл "Ностальгию", окончательно и бесповоротно расположив к себе весь зал. Нет, дело было не только в исполнении знакового хита. Великолепный звук, мощный драйв, сногсшибательная техника и идеальное чувство стиля - вот слагаемые, обеспечивающие успех музыкантам.
Заслуженно носящий титул первого джаз-рокового ансамбля в СССР, "Арсенал" всегда отличался большим стилистическим разнообразием. И потому знатоков не удивило соседство козловских баллад ни с посвящениями Телониусу Монку (апологету бибопа) и Стену Гетцу (прозвучала чудесная босса-нова), ни с жалостным романсом из репертуара Петра Лещенко, ни с популярным джазовым стандартом "Mercey, Mercey". Во втором отделении Козлов также угостил собравшихся весьма спорным "деликатесом" - фри-джазом.
Видимо, права поговорка про кошек, которых надо уметь готовить, - авангардные композиции были поданы исключительно вкусно и интересно.
Если в традиционалистском Нижнем Новгороде тысяча человек как один аплодирует пьесам Орнета Колмана, это говорит о многом.
Сжимая события во времени, в завершение концерта Алексей Козлов исполнил пятичастную композицию, в которой соседствовали, например, хор паломников из вагнеровского "Тангейзера" и "Birdland". И это был настоящий джаз!

Мария ФЕДОТОВА.