В первом классе Костика Барсикова сразу посадили на первую парту. И не только потому, что он был близорук, а Костина мама еще за неделю до начала учебного года умудрилась возглавить родительский комитет. У него была внешность идеального ученика: аккуратненькие очочки, розовые ушки, ровная челочка и белоснежный краешек носового платочка, который как будто нечаянно выглядывал из кармана его форменной курточки. Внутреннее содержание Костика совпадало с внешним его образом, поэтому всякий раз, когда неожиданно в классе появлялась комиссия из роно, к доске вызывали именно Барсикова. И так все одиннадцать лет…

Любименький

В университете Костик Барсиков однажды бросил восхищенный взгляд на первую красотку курса Инночку Маркевич. Предприимчивая Инночка очень скоро сообразила, что это его зыбкое чувство нуждается в надежной опеке. Но Инночка была из хорошей еврейской семьи и сама предложить свою руку Костику, конечно же, не могла. А для того чтобы в извилистом гуманитарном мозгу Барсикова созрела мысль о браке, разрешила себя поцеловать на первом же свидании. То есть Инночка так умилительно открыла свой мелкозубый ротик, когда Костик рассказывал о новой полосе вторжения азиатских кочевников в Северное Причерноморье, которую открыли тюркские племена печенегов, что парень, закончив повествование, не мог не поставить в конце жирную точку.

Расчет оказался верным: по дороге домой Костик репетировал предстоящий разговор с мамой. Та, должно быть, начнет нервно заламывать руки, хвататься за сердце, а потом, напившись валерьянки, авторитетно рассуждать о вреде ранних браков. У Костика же был один-единственный, но весомый довод: Инночка доверилась ему, и он, как мужчина, должен поступить с ней благородно.

Но мама, услышав из уст своего безнадежного ботаника, то бишь историка, фамилию главы районной администрации, вдруг ни с того ни с сего обмякла, обняла дитятко и даже, кажется, всплакнула, мол, пусть благословит вас Господь… Свой довод Костик похоронил в последующем за этим вздохе.

После свадьбы молодые зажили своим домом — в квартире, которую им любезно выделил глава администрации из резервного фонда: в перерывах между поцелуями бегали на лекции, сдавали зачеты, принимали гостей.

— Любименький! — кричала Инночка из кухни. — У тебя тут, кажется, котлеты подгорают! Костик бросал мокрую тряпку в ведро и мчался к плите.
Готовить и целоваться он научился одновременно.

— Любименький, — капризно поджимала губки Инночка, — ты давно не приглашал меня в кино… На этом месте Костик должен был захлопнуть учебник по истории Древней Руси и мчаться в кинотеатр за билетами. Что он и делал, ведь айсберг его личностных качеств скрывал в глубине души не только благородство, но и массу других достоинств, из которых прилежание было не на последнем месте.

Пупок

У кого то, может, жизнь развивается по спирали, у Костика Барсикова она развивалась по кругу. И, закончив университет, он вернулся в ту же самую школу, которую когда-то окончил. Правда, старая директриса к этому времени уже ушла на пенсию, и ее место заняла дама бальзаковского возраста
Ангелина Модестовна. Несведущий читатель, наверное, уже успел представить в фантазии эдакую матрону средних лет. Но Барсиков как дипломированный гуманитарий знал, что так называемый бальзаковский возраст — это никак не больше двадцати восьми плюс два года на близорукость учителя истории…

— Надеюсь, мы с вами сработаемся, — угрожающе предупредила Ангелина, которую ученики за глаза называли Пупок по причине некоторого своеобразия фигуры. Говорят, скульптор, создавая скульптуру, берет камень и отсекает все лишнее. Ангелинин скульптор то ли мнил из себя авангардиста, то ли был на редкость ленив: он отсекать ничего не стал. Поэтому спина переходила в затылок, минуя шею, ширина плеч по отношению к длине туловища составляла квадрат, а благодаря высокому бюсту в два обхвата квадрат при повороте тела оказывался кубом. Кстати, именно передней поверхностью куба она и пришпилила к стене актового зала робкого учителя истории в процессе празднования Восьмого марта.

— Я разрешаю вам сегодня проводить меня домой, — директриса так жарко выдохнула на Барсикова коктейль из шампанского с оливье, что Константин не сомневался: участь его уже решена. Когда наутро он, виноватый и бледный, предстал перед Инночкой, та молча выставила чемодан с его лекциями в прихожую.

— Но я же, как честный человек, теперь обязан жениться на Ангелине, — оправдывался он уже перед мамой, возвращая тетради с лекциями на их законное место. Мама вздохнула и подумала, что ребенка ей все-таки подменили в роддоме.

На свадьбе Ангелины Модестовны и Константина Сергеевича гулял весь педагогический коллектив.

— Ангел мой, — пытаясь перекричать оркестр в ресторане, Барсиков чуть не зажевал капроновую фату невесты, а про себя подумал: «Пупок в свадебном платье выглядит как пельмень в пеньюаре»…

С этого момента жизнь Барсикова находилась под строгим контролем двадцать четыре часа в сутки с сорокапятиминутными перерывами на урок:

— Великий киевский князь Владимир Всеволодович Мономах объединил своей властью феодальные княжества, — только здесь, наедине с учениками, он чувствовал себя свободным и сильным, остроумным и легким. Но звенел предательский звонок, и перемена опять возвращала его в реалии Ангелины.

— Я кому сказала, вытирай ноги?! Ты меня понял или нет?! — Пупок, как и с учениками, даже дома разговаривала с мужем исключительно вопросительно-повелительными фразами и на повышенных тонах. Но угнетенный Барсиков не успел организовать восстание против директрисы: из роно пришла персональная разнарядка на учителя истории. Спасительные курсы повышения квалификации вернули его к жизни.

Повышение квалификации

Вот уж кто был истинным ангелом, так это Светочка! Тоненькая, светлоглазая, ямочки на щеках — казалось, она парила на полметра от земли и в этом невесомом положении разговаривала, танцевала, ела мороженое, звонила по телефону…

— Константин Сергеевич, — произносила Светочка нараспев, и Барсиков чувствовал, что у него вырастают крылья и он сейчас тоже взлетит и будет парить в невесомости вместе с этой удивительной, похожей на фею женщиной. А когда это произошло и они воспарили, Барсиков понял: он должен на Светочке жениться.

Увы, семейный кодекс у нас в стране до сих пор крайне несовершенен. Нельзя жениться сразу на двух-трех женщинах, нельзя миновать процедуру развода перед следующим браком, нельзя, нельзя…

Развод с Ангелиной прошел без мордобоя, но школу, некогда взрастившую благородного рыцаря Барсикова, ему пришлось покинуть навсегда.

Стараниями бывшей супруги в новую школу слава бабника пришла гораздо раньше самого Барсикова.

— Как это понимать? — подняла брови новая директриса.

— Я не бабник, я просто каждый раз женюсь, — невозмутимо ответил Барсиков, придерживая за локоток невесомую Светочку.

— Костик не умеет женщине говорить «нет», — с нежностью взглянула на мужа Светочка.

— А вам известно, что наш педколлектив состоит из двадцати четырех женщин и только две из них замужем? — не сдавалась директриса.

— Я постараюсь, — смущенно потупился Барсиков.

Директриса не стала на всякий случай выяснять векторное направление его стараний и подмахнула заявление. В конце концов, новый историк ей нравился. И в роно о нем говорили как о прирожденном педагоге, и по вопросам эскалации и деэскалации благородства в современном обществе неплохо бы организовать диспут среди старшеклассников. С участием Барсикова, разумеется.

Подарок к празднику

На очередной корпоратив по случаю Восьмого марта двадцать четыре женщины педколлектива, включая замужних, собрались скорее из любопытства, чем в надежде получить подарки. На свою учительскую зарплату их коллега-мужчина может подарить им лишь по коробке спичек или по упаковке активированного угля. Неожиданно по рядам пронесся взволнованный рокот. И вдруг на сцене появилась эта пигалица, супруга Барсикова.

— Товарищи, — произнесла она давным-давно забытое слово, прозвучавшее здесь не столько старомодно, сколько забавно, — в гости к вам приехали славные представители воинской части, офицеры и прапорщики.

Под бравурные звуки военного марша в зал вошли, нет, вбежали, можно даже сказать, толпой ворвались разновозрастные мужчины в военной форме.

— Ой, девочки! — взвизгнула, не сдержавшись, молоденькая учителка английского языка. — Налетай!

Минуты не прошло, как марш сменился вальсом, таким же старомодным, как слово «товарищ». И вот уже пара за парой выходят в круг. Кружатся головы, ложатся руки на погоны, и начинается этот нескончаемый и счастливый праздник под названием Жизнь. А в сторонке, застенчиво улыбаясь, стоит эта затейница — Барсикова жена. Одной рукой она держится за своего правильного и благородного Костика, а другой — машинально оглаживает заметно округлившийся живот.

Вот так то: на каждую привычку всегда найдется своя отмычка!

Татьяна ЧИНЯКОВА.