После возвращения из Антарктиды в 1986 году Валерий Портнов продолжил работать по специальности. Он до сих пор связан с гидрометеорологией, в отличие от многих своих сокурсников, которые ушли из профессии. Странное дело, прошло двадцать лет, а за это время никто никогда не расспрашивал его ни о северной, ни об антарктической экспедициях.
"НН" стала первой газетой, которой полярник Портнов дал интервью. Его немного ироничный и правдивый рассказ заслуживает внимания.
Земля Франца-Иосифа Ленинградское арктическое училище я закончил с красным дипломом, а следовательно, мне полагалось распределение в хорошее место. Скажем, мог махнуть в Одессу, а мне захотелось на север Таймыра, на остров Дикса, расположенный в Карском море. Но попал я туда не сразу.
Север начался для меня с острова Хейса на Земле Франца- Иосифа. Это 80 градусов 37 минут северной широты и 58 градусов восточной долготы. Никакого населения поблизости. В этих местах даже песец никогда не водился: На метеообсерватории, названной в честь первого полярного радиста Эрнеста Кренкеля, я проработал три года. Всего же в обсерватории на Хейсе трудилось около 100 человек. Я вел гидрометеорологические наблюдения.
На Земле Франца-Иосифа существовала большая метеопрограмма - фиксировали температуру, влажность, скорость и направление ветра, состояние солнечной радиации, полярные сияния.
Вели наблюдения и за появлением неопознанных летающих объектов.
Кроме того, я занимался изучением состояния атмосферного слоя озона, озоновыми дырами, о которых, наверное, все слышали.
Мишки на Севере Регулярная связь с Большой землей была только зимой, когда взлетная полоса могла принять самолет, а летом никакого сообщения не было.
Частота дежурств зависела от заполнения штата. Как правило, на метеорологической станции работало шесть человек. А летом, в пору отпусков, случалось оставаться вдвоем. Замеры нужно было делать восемь раз в сутки.
Это означало, что каждый раз приходилось надевать валенки, теплые штаны, фуфайку, шапку, рукавицы, брать тетрадочку, карандашик и шагать на метеоплощадку, которая располагалась в двухстах метрах от домика, где мы жили.
Идти недалеко, но по пути опасности подстерегали на каждом шагу.
С белым медведем можно было встретиться в любой момент.
От медведей защищали лайки.
Кроме того, при каждом выходе полагалось брать с собой ракетницу и, на крайний случай, карабин.
Однажды медведица с двумя медвежатами подошла близко к обсерватории, напала на вольнонаемную женщину из обсерватории и съела ее!!! Медведицу пришлось пристрелить, а медвежата остались. Жили полгода в сарае, кормились остатками с кухни. Их все хотел ленинградский зоопарк забрать. А 8 марта произошел инцидент: медвежат зачем-то выпустил один явно нетрезвый чудак.
Мишки ушли на волю и погибли, так как их никто не научил добывать себе пропитание.
Минус минусу - рознь Климат суровый. При температуре - 36 градусов ртуть уже начинает подмерзать. Лично я фиксировал температуру 36, 7 градуса.
Но ниже - 40 градусов на прибрежных метеостанциях не бывает.
На побережье не только низкие температуры, но еще повышенная влажность и сильные ветра.
Если выходишь на улицу, все открытые части тела должны быть обязательно укутаны. На лицо надевается маска, она запотевает - идешь и практически ничего не видишь. В Антарктиде погода еще более ветреная, чем на Северной Земле.
Сговор с парторгом Прежде чем отправиться в Антарктиду, я год поработал в Диксоне актинометристом, в должности, на которой никто не удерживался. Парторг пообещал мне за это хорошую характеристику для поездки в Антарктиду.
В мои обязанности входило вести расчеты радиации с помощью логарифмической линейки.
Самописец фиксирует различные потоки солнечной радиации - прямую, отраженную, суммарную, рассеянную.
Каждый час нужно увязывать кривые. Работа тяжелая, нудная, монотонная, однообразная, как машина, считаешь и считаешь.
Зато характеристику я действительно получил хорошую.
Дорога длиной полгода Ленинградский институт Арктики и Антарктики направил меня на станцию Ленинградская.
Моя экспедиция длилась год, однако командировка заняла гораздо больше времени.
Вылетел я из Ленинграда в октябре 1984-го, а вернулся на Большую землю в мае 1986-го.
Добирались на самолете до Владивостока, затем пересели на теплоход "Байкал". По пути заходили в Сингапур, на Маврикий, в Уругвае побывали. В Сингапуре мы все купили магнитолы ("тазики", как мы их называли, потому что они бренчат). До сих пор эта магнитола жива и работает! На Халденских островах у нас был дружеский футбольный матч с англичанами-военнослужащими.
Уже оттуда мы отправились прямиком в Антарктиду.
По пути следования вдоль самого холодного материка "Байкал" менял людей на метеостанциях, завозил продовольствие и прочие необходимые грузы. Нашу группу должны были высадить последней. В районе станции Мирный мы пересели на ледокол "Михаил Сомов", который во время следования затерло льдами.
Подрывные работы ни к чему не привели, и в течение 133 суток "Михаил Сомов" дрейфовал во льдах, пока его не освободил другой ледокол.
Чтобы не терять времени, с помощью вертолетов нас переправили на другое судно - "Павел Корчагин", и мы отправились в Новую Зеландию за продуктами, так как все наши припасы остались на "Михаиле Сомове". Государство выделило 50 тысяч золотых рублей. Курс тогда был 62 копейки за доллар! На 14 человек мы накупили огромное количество еды. Причем таких продуктов, каких в Союзе мы отродясь не видели.
Еще мы с удивлением обнаружили, что в новозеландских магазинах продается наша отечественная водка "Столичная", владивосточные крабы в баночках, черная икра советского производства.
"Павел Корчагин" вместе с продуктами доставил нас на метеостанцию Ленинградская.
"Ботинки" Земли Если Северная Земля - шапка планеты, то Антарктида - ботинки.
Самая большая опасность в Антарктиде - это сбиться с пути.
В пургу, в метель заблудиться проще простого. Отойдешь от станции на сто метров - и попадаешь в зону трещин. На каждой станции есть кладбище погибших полярников: люди терялись, проваливались в расщелины и замерзали.
Причиной гибели часто служила выпивка. Поэтому если мы, случалось, пили спиртное, то делали это компанией из нескольких человек и следили друг за дружкой, чтобы никто не ушел и не заблудился.
Мы приехали в Антарктиду в марте, в самом начале полярной ночи. Там все наоборот: солнце встает на востоке, путешествует не через юг, а через север. Лето в Антарктиде начинается в декабре, а в июне - кромешная тьма. Надо сказать, что полярный день и ночь - это весьма условное деление.
Темнеет постепенно, с каждым днем все больше и больше, какой-то небольшой период совсем темно, затем понемногу тьма отступает. Переносится полярная ночь всеми по-разному, но большинство жалуется на сонливость.
Полярный день, напротив, излишне возбуждает. Приходится закрывать окна черной бумагой и шторками, иначе не уснуть.
Полярное сияние интереснее и ярче на севере. Как правило, это желто-зеленые пляшущие полосы.
Редкие сияния я тоже видел, например в форме короны или ярко-красного цвета.
Колбаса приехала обратно На нашей Ленинградской станции работало 14 мужчин (женщин в Антарктиде совсем не было). Это хирург, терапевт, повар, геофизик, метеоролог, радист, двое гидрологов, двое офицеров и четверо механиков.
Жили в сборных домах из так называемых сэндвич-панелей (алюминий, утеплитель и опять алюминий). Мы с напарником вели наблюдения за морем и занимались дешифровкой спутниковых снимков. Однажды пришлось поделиться спутниковой информацией с американцами: Повар у нас был из ленинградского ресторана "Метрополь".
Еды было вдоволь, и часть несъеденных новозеландских деликатесов и московскую колбасу я в 1986 году привез обратно на Большую землю. Это была колбаска, которую мы захватили с "Михаила Сомова", затертого во льдах.
Никому из близких и в голову не пришло, что она совершила путь в Антарктиду и обратно.
В свободное от работы время читали книги, играли в бильярд.
Каждый вечер кают-компания превращалась в кинозал - крутили кино.
Сам я родом из Пензы и мог общаться с родителями только с помощью телеграмм, а они могли записать для меня звуковое письмо на радиостудии, которое потом передавали в эфир. Тем, у кого родные в Ленинграде, было проще: с ленинградцами устраивались телефонные мосты.
Почему Север не отпускает?
Под влиянием Севера становишься терпимее, доброжелательнее, смотришь на мир более оптимистично.
Единственный минус - перестаешь удивляться, все воспринимаешь более спокойно и индифферентно. Еще есть опасность заразиться полярной болезнью - боязнью перемен. Люди едут в край вечной мерзлоты и в пятьдесят лет с гаком, но не потому, что там какая-то особая романтика, хотя и не без этого. Север привлекает своим покоем, устроенностью и уверенностью в завтрашнем дне - сколько бы времени ни прошло, знаешь, что там ничего не изменится. Это бескрайние пустынные снежные просторы, где гуляют разве что пингвины, моржи да белые медведи.
Александра МАХЛИНА.

P.S.

После экспедиции в Антарктиду Валерий Портнов перебрался в Нижний Новгород.
До настоящего времени он работает в Верхне-Волжском управлении по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды инженером-метрологом. В его обязанности входит следить за точностью измерительных приборов. К слову, супруга Валерия тоже в прошлом метеоролог.
Познакомился с ней Портнов, когда работал на острове Хейса на Северной Земле.
Валерий Портнов с удовольствием вспоминает работу на полярных станциях.
На метеостанции Ленинградская в Антарктиде.

Кстати

Глобальное потепление выгодно России. Положительный экономический эффект уже просчитали в ООН. Однако есть и другая сторона медали. Изменение климата не лучшим образом сказывается на районах вечной мерзлоты. Нынешний 2007/08 год объявлен полярным.
Его девиз - "Полярная метеорология: понимание глобальных последствий". Поэтому внимание ведущих ученых разных стран сейчас приковано к заполярному кругу и Антарктиде.