Пятьдесят лет назад творческая интеллигенция Страны Советов много пила и еще больше курила, и это никого не напрягало. Журналисты постоянно врали – впрочем, это практикуется и поныне. А шестидесятые годы в СССР были поистине прекрасной эпохой. Об этом и многом другом рассказал участникам XIV Всероссийского телевизионного конкурса «ТЭФИ-регион» Станислав Говорухин – выдающийся режиссер, народный артист России, председатель комитета Госдумы по культуре. В рамках «ТЭФИ» состоялся премьерный показ говорухинского фильма «Конец прекрасной эпохи» по Довлатову, после чего Станислав Сергеевич отдался на растерзание журналистской братии.

Вранья хватало…

- Поставить Довлатова дорогого стоит. Долго ли вы собирались?

- Двадцать лет. Человек на излете творческого пути – я, по крайней мере, чувствую, что пора уже завершать – ощущает желание снять что-то о себе. И  вот, когда я прочел Довлатова, подумал: «А ведь мне не надо ничего сочинять,  в моей жизни все происходило один в один». Ну разве что с небольшими поправками: не четырехсотый житель Таллинна, а миллионный житель Казани, поездка не к эстонской доярке, а на хутор близ деревни Диканька – с целью рассказать, как трепетно воспринимают диканьские жители фильм «Русское чудо» о Хрущеве. Конечно же, на самом деле никто этот дурацкий фильм  не смотрел. Но существуют журналистские статьи о том, что колхозники  Диканьки смотрели этот  фильм массово и с неподдельным восторгом!

Я ведь начинал как журналист, потом перешел на телевидение – тогда студии ТВ только-только организовывались в областных центрах. И я помню те времена, когда на летучке мы говорили одно, а потом в фотолаборатории, за стаканами - совершено другое. И писали то, что велено… Так что недаром журналистику называют второй древнейшей профессией. Хотя я и работал журналистом совсем недолго, но врал очень много. И все вокруг врали. И сейчас врут.

- В понимании многих современников эпоха Довлатова была отнюдь не «прекрасной», но временем распада и разлада. Как вам на этаком материале удалось создать такой чудесный, светлый фильм?

- Я старался (общий смех). Сказать честно, я хотел немножко покритиковать то, советское время – но так мягко, чтобы зрителю захотелось бы хоть на минутку в то время, к тем людям, в ту атмосферу.

- Если бы вы снимали кино о Довлатове сорок лет назад – фильм был бы таким же светло-ироничным, или вы тогда воспринимали Довлатова как личность трагическую?

- Сорок лет назад я его даже не читал… В 1989 году, будучи в Нью-Йорке, я зашел в русскую библиотеку - там давали книжки почитать или даже взять с собой в Союз – Войновича, Солженицына, Тарханова – и библиотекарь, которая меня знала, сказала: «Видите, человек у окна? Это Сережа Довлатов. Хотите, я вас познакомлю?». Крупный черноволосый мужчина сидел и что-то писал. А я, к стыду своему, не читал Довлатова ни строчки и даже не слышал о нем никогда. И сказал: «Да нет, не надо». И библиотекарь дала мне какую-то его книжку, кажется, это была «Зона», и по пути в другой город я впервые прочел Довлатова. И подумал: «Ё-мое!»… И с той поры и по сей день проклинаю себя за то, что отказался пожать руку великому русскому писателю. А вскоре он умер.

Думаю, что в девяностом году я снимал бы фильм о Довлатове точно так же. Потому что время было такое же, как и сегодня. Вообще у меня как режиссера была задача снять черно-белый филь не только потому, что это красиво, но и в связи с тем, что я хотел добиться у зрителей ощущения, что фильм снят «тогда», в шестидесятые. Только без ножниц цензуры.

Показать, как было

- Как вы работали над образом главного героя, проводили ли параллели с Довлатовым?

- Я хотел, чтобы это был блондин, принципиально несхожий с Довлатовым. Но из всех претендентов на главную роль Иван Колесников оказался самым подходящим. И даже немного похожим на писателя внешне. Он очень хорошо поработал, но кое-что не смог. Например, сыграть пьяного. Сыграть пьяного вообще очень трудная актерская задача. Я знаю только одного, кому это было по силам - это Петя Добронравов. Ах да, и Андрей Мягков.

- Неужели нельзя было обойтись без такого количества алкоголя и сигарет в кадре? В вашем фильме герои если не выпивают, то курят…

- Наверное, можно было бы. Но мне не хотелось. Во-первых, я сам пью и курю, а во-вторых, мне вообще противно все это, происходящее сейчас. Вчера я ехал к вам в поезде «Стриж»… Весь день ничего не жрал! Утром подумал: сейчас сяду в поезд, посижу в вагоне-ресторане, выпью рюмочку, поем – так и время пройдет. И что же? Алкоголь не продают. Курить нигде нельзя. Почему я должен ощущать себя изгоем, ущербным? Во Франции, например, такого беспредела нет. То есть, конечно, в общем зале ресторана курить нельзя, но для курящих оборудована отдельная веранда – закрытая, теплая, уютная. Я не люблю все эти перекосы!

Кроме того, у меня была задача «показать так как было». И я с ней справился. Много пьют и курят в кадре именно потому, что именно так и было, и даже больше - и, кстати, никто на это не обращал внимания, и никто никому не мешал.

Потемкинские деревни отечественного кино

- Почему сейчас так мало снимают эмоционально мощного кино? Чего не хватает, что делать?

- Если бы я мог ответить на этот вопрос, я мог бы предложить что-то Министерству культуры и Правительству. Но я и сам ничего не понимаю. Современное отечественное кино мне противно в целом – за исключением редких исключений. В отличие от многих вас я имею представление о российском кино в целом, потому что смотрю все, что там производится (реплика из зала: «Нам бы ваше здоровье!»). Да при чем тут здоровье? Я сижу дома на диване и смотрю все что производится на полях кинематографа хотя бы в связи с тем, что я председатель Комитета по культуре. Иногда прихожу в полнейший ужас. И самое страшное в том, что худшее из происходящего  уходит за рубеж и представляет западному зрителю нашу страну. Вы, к примеру, видели фильм Гай Германики «Да и Да»? И подобного много, и обидно, что никто и вмешаться-то не может, потому как руководителям страны это кино не показывают. Как Екатерине демонстрировали потемкинские деревни, так и тут – руководству показывают только то, что им можно смотреть, и потому ни Путин, ни Медведев, ни Матвиенко, ни Нарышкин – абсолютно  не имеют понятия о том, в каком виде наша страна предстает на киноэкране за рубежом.

- Вам не приходила идея залучить в фильм «звезду» и тем самым привлечь дополнительную молодежную аудиторию?

- Эти ухищрения ничего не дают. Давно уже сложилось так, что чем лучше фильм, тем провальнее он выглядит в кинопрокате. И потом, в кинозалах всего мира сейчас сидит не молодежь, а подростки. Спросите любого голливудского режиссера, для кого он снимает? Он ответит: для негритянского подростка. И мы снимаем аналогично; все эти успешные новинки – всякие там «Выкрутасы», «Самый лучший фильм», «Елки», «Наша Раша» и иже с ними – все это снято для негритянских подростков.

Было плохо, но было лучше

- Шестидесятые годы принято ругать, но вместе с тем к ним обращаются с ностальгией. Что же, было плохо - но было лучше?

- Ну, многое было лучше. А многое – хуже. Слова «прекрасная эпоха» тут, конечно, надо брать в кавычки. Именно так это время воспринимали и Бродский, и Довлатов. В это время было восстание в Будапеште, Новочеркасск, восстание в Берлине и Синявский – но в искусстве была поистине прекрасная эпоха в искусстве. Эти полтора десятка лет, с 1953 по 1968 год, были уникальными: вдруг, откуда ни возьмись, появилась блестящая плеяда поэтов и совершенно сумасшедшая литература. Стали появляться новые театры. А новые газеты! Люди старшего поколения должны помнить, какой вдруг стала «Комсомольская правда» с Аджубеем, а потом – и «Известия». И, конечно, необыкновенный кинематограф, начиная от «Летят журавли» и «Весны на Заречной улице» до «Отца солдата».

- Пишут ли сейчас современные авторы хорошие книги? Александр Сокуров буквально на днях сказал, что нечего читать…

- Он так сказал потому, что не читает. А я бы назвал много имен. Появилась замечательная татарская писательница Гузель Яхина. Ее роман «Зулейха открывает глаза» - не оторвешься! Совершенно необыкновенный роман Александра Чудакова «Ложилась мгла на старые ступени», его надо перечитывать много раз; очень страшный, но безумно талантливый роман «Зона затопления» Романа Сенчина… Как раз  хорошей литературы много, в кинематографе явлений поменьше. Будут ли через сорок лет вспоминать о нас как представителях «прекрасной эпохи»? Вряд ли.

- Каждое поколение, переходя в категорию «старшего», ругает поколение «детей» и, исходя из этого, с каждым поколением общество становится все хуже. Чем же тогда можно объяснить прогресс?

- Вы не путайте прогресс и цивилизацию. Да, технический прогресс налицо. Но вопрос надо формулировать по-другому: почему происходит одичание, откуда появились все эти ИГИЛы, все эти публичные казни, и у нас в стране и повсюду? Жан-Жак Руссо сказал двести лет назад: «Высшей формой цивилизации будет полное одичание».

Мария ФЕДОТОВА.

Фото Александра ВОЛОЖАНИНА.