"У каждого человека свои звезды. Одним - тем, кто странствует, - они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки…"
Антуан де Сент-Экзюпери.

В больнице

Когда в посудомоечной кардиологического отделения перестали наконец греметь тарелками, в столовой, которая служила больным одновременно комнатой отдыха, включили телевизор. Звуки, хоть и приглушенные, настойчиво проникали в одноместную палату, куда Николая Ивановича привезли еще днем с сердечным приступом. Честно говоря, он уже успел подумать, что сейчас умрет. Раньше с ним ничего подобного не случалось, а тут вдруг пронзило… Но по мере того, как лица врачей становились спокойнее и суета возле него пошла на убыль, Николай Иванович успокаивался и сам: пронесло! К вечеру он даже повеселел: раньше ему бы и в голову не пришло устроить себе отдых под конец года, завалившись в больницу. Ничего, пусть замы без него покрутятся, а то привыкли к легкой жизни за его широкой спиной! Николай Иванович теперь даже рад был такому повороту событий: последний раз болел лет пятнадцать назад.
…Молоденькая сестричка унесла капельницу, дежурный доктор, смерив еще раз давление, пожелал спокойной ночи и вышел, плотно притворив за собой дверь. Николай Иванович знал, что не уснет, ибо любил одиночество вообще. А чтобы вот так лежать в темноте и думать, не боясь, что жена без стука войдет в комнату… "Жена!" - он про себя усмехнулся и, осторожно приподнявшись на кровати, поправил подушку.

Все как у людей…

История его брака была похожа на сто тысяч других историй. Тогда, в середине шестидесятых, все люди одинаково одевались, одинаково мыслили. Они читали одни и те же газеты, танцевали одни и те же танцы - летку-енку, к примеру. И судьбы у них складывались как-то одинаково: окончил школу, отслужил в армии, женился… Это у нынешних молодых все шиворот-навыворот, а тогда было иначе: все должно быть "как у людей". И ни-ни! Было и у него все, как у людей. И первая любовь была. Красивая девочка Лида с соседней улицы… Пока Николай служил в армии, она вышла замуж за его старшего брата. Может, поэтому он решил поступать в институт. По крайней мере, этим объяснялся его отъезд. Приезжая потом из города на каникулы, он еще долгое время, нечаянно встречаясь глазами с Лидой во время шумных родственных застолий, моментально краснел и обмирал от невысказанной печали.
Время женитьбы неумолимо приближалось, а он еще так и не определился. Институтские девушки с курса пугали его. Они казались ему слишком "городскими", слишком умными и смелыми. Уже и мать не раз намекала в шутку, мол, смотри не засидись в холостяках. Уже однокурсники один за другим играли свадьбы.
Маргарита оказалась ничем не хуже и не лучше других. Она была старше его, училась в техникуме, звезд с неба не хватала. Просто на вечере, где они познакомились, у нее не было пары. И так случилось, что Николай пошел ее провожать. Сейчас уже и не сказать, как все завязывалось, одно лишь помнит точно: каждый раз, проводив ее до дома, в общежитие, возвращался с мыслью, что это в последний раз. Но на следующий вечер они снова виделись на танцах, и он снова шел ее провожать. А согрешив с ней в первый свой раз, понял, что от добра добра не ищут, и сделал предложение.
На свадьбе, когда гости кричали "горько", Николай ощущал себя вполне счастливым человеком, и, может быть, не столько от любви, сколько от осознания того, что и у него теперь будет все, как у людей. Что, как и у всех, у него теперь будет своя квартира, пусть тещина, но все равно ведь не общежитие. И когда он будет приходить домой, молодая жена станет выбегать ему навстречу. И ласково обнимать за шею. И кормить настоящим домашним обедом.
А в кроватке будет "гулить" его первенец. У него, конечно же, будет сын, думал он тогда, на свадьбе, когда гости кричали "горько". И, как положено, они целовались. И им, он нисколько в этом не сомневался, обоим было хорошо. Еще и потому, что оба были молоды и впереди их ждала целая жизнь.

Марго

Потому, что Николай Иванович долго лежал на одном боку, рука затекла, и он повернулся на спину. От луны, смотревшей в окно палаты, было светло настолько, что он мог разглядывать светильник на потолке. "Надо бы в бухгалтерию такие закупить", - руководитель-хозяйственник он был до мозга костей, еще старой закалки, поэтому о производстве думал даже на больничной постели.
…Все как хотел, так у него и получилось. С небольшими поправками, правда. Потому что, во-первых, он очень скоро понял, и ему продолжали это объяснять, что тещина квартира и своя - вовсе не одно и то же. А когда родился сын (и все-таки сын!), то его стипендии и того, что удавалось вечерами зарабатывать на разгрузке вагонов, стало не хватать. Тогда он ушел с последнего курса института.
- И без высшего образования люди живут, - вынесла свой вердикт Маргарита. Жаль, конечно, но было на что менять - семейное счастье дороже.
Вроде и в самом деле жили счастливо. Гнездо свивали, веселились, бывало, в гости ходили… Сын подрастал, с ним забот хватало. Хотя сыном больше занималась Маргарита: самому приходилось зарабатывать деньги. Старался изо всех сил, худо-бедно, но со своим незаконченным высшим делал карьеру на службе.
Машину купил. "Москвича" подержанного. Вскоре и квартиру получил отдельную. Во время последнего, уже прощального скандала разбил молотком тещино трюмо. И не спьяну, он лишнего никогда не выпивал, достала-таки она его до печенок - злющая, страх! Пилит и пилит, это ей не так, то не эдак - ну и саданул по зеркалу. Зеркало брызнуло осколками. А когда осколки, осыпавшись, легли причудливой мозаикой на домотканных половиках, вдруг остыл, и как обожгло - что-то не так у него в этой жизни!
Да только поезд уже скорость набрал: за новосельем еще радость - сын Сашка в школу пошел. А тут начальником цеха назначили. И пошло-поехало! С утра до вечера производство, в выходные - к ее родне в гости, в отпуск - на юг, к морю. Иногда наведывался к родителям. Теперь и на Лиду смелее смотрел: не до того, со своей бы разобраться!
Маргарита как будто и веселая в девках была и вроде бы даже ласковая. А теперь не подступишься. Как-то шутя обнял, хотел силой поцеловать, так она вырвалась и злобно так прошипела:
- Убери свои слюнявые губы…
Вот те на! Уже и губы не те. Уже и ростом не вышел:
- Сергей-то вон не чета тебе - сразу видно, мужик!
А он все шуткой:
- Смотри, Марго, уйду к другой!
А она всерьез:
- А ты посмотри на себя, кому ты нужен?!
Год за годом, так и поверил. Действительно, кому он кроме нее нужен. Он и ей-то, пожалуй, не нужен, только деваться некуда. И, поняв это, весь как-то скомкался, сжался, будто еще ниже ростом стал. Про таких еще говорят - "подкаблучник".
Да, он боялся жены. Боялся ее истерик, ругани, боялся бесконечных скандалов. Засыпал ее подарками, она поначалу, получив колечко или новые сережки, становилась добрее и даже целовала его, а потом и к подаркам привыкла. Придет, бывало, с работы, уставший, как черт, а дома поговорить не с кем: ни ответа от жены, ни привета. Вроде не один, а одинокий. Это если трезвый. А уж если выпьет с мужиками, какой грех, тогда держись! И матом могла, не стесняясь сына, и за нож хваталась:
- Убью, паразит! Ненавижу!
А Сашка-то тем временем, плоть и кровь его, сам мужиком стал. Институт, правда, еще не закончил, но женился. Свадьбу в дорогом ресторане сыграли, квартиру, мебель, все, что надо, папка ему справил. Все, как у людей.
И остались они с Маргаритой вдвоем. И то сказать, жизнь-то почти прошла. Слышал, конечно, что в его возрасте мужики еще по бабам бегают, а то и женятся, и детей заводят, но ему все казалось: сорок семь лет - финиш, с ярмарки поехали. Не самой веселой была та ярмарка, да уж как получилась.

Ольга Николаевна

Так бы и жил. Угораздило его тогда к другу заехать на день рождения. Торжество происходило в рабочем кабинете, этакий мальчишник. А уж какие мальчишки - всем под пятьдесят. Ну, выпили коньячку, поздравили, поднялись уходить.
И тут она вошла. По какому-то делу…
Мужики наперебой:
- Посидите с нами, Ольга Николаевна!
Да она и не ломалась. Просто сказала:
- Не знала, что день рожденья… Поздравляю.
То ли от коньяка зазвенело в ушах: вот это женщина! Она была здесь как нарядная цирковая лошадь среди владимирских тяжеловозов. Явилась как чудо, как озарение молодостью… И дело даже не в том, что была она красива, умна и независима. Сейчас трудно подобрать слова, но веяло от нее каким-то давно забытым теплом, уютным семейным счастьем. Осмелев, он наклонился поцеловать ей руку. А ладошка у нее оказалась такая маленькая, как у ребенка, она прямо-таки утонула в его могучей горсти. И как-то протяжно защемило в груди: что-то не так в его жизни. Друг тогда его предупредил:
- И не пытайся, до тебя много охотников было! С ней такие номера не проходят. Да и замужем она…
Он тогда не ответил. А наутро проснулся больным. Будто бес в него вселился, тот самый, верно, который "в ребро". Как пацан изобретал поводы, чтобы к другу заехать - ее увидеть.
Через полгода у него уже был номер ее телефона. Начинал с малого, шутил смущенно: - Мечтаю жениться на вашей собаке…
Он точно знал, чего он хочет. Он хотел иметь такую жену, как Ольга. Хотел, чтобы она, умная, заботливая, понимающая и, ему уже казалось, родная, всегда была рядом. Когда он видел ее близко, у него всякий раз возникало ощущение, будто после тяжелой и грязной работы он припадал к чистому роднику.
Он следил за каждым ее шагом, насколько это было возможно. Подъезжал на служебной машине к остановке, где она ждала троллейбус, находил ее в толпе супермаркета и изображал "случайную" встречу.
А потом она ему позвонила. Сама. И тихо, но твердо сказала:
- Зачем вы все это? Не надо.
...В тот же год он развелся с Маргаритой. То есть в их жизни ничего не изменилось, они даже не стали разменивать квартиру. А зачем? Давно ведь жили как чужие. А то, что печати о расторжении брака им в паспорта поставили, - так Марго даже не противилась. После недолгих уговоров приехала вместе с ним в районный загс. Только непонимающе пожала плечами: зачем, мол, ему, дураку старому, эта формальность понадобилась? Все равно ведь никуда не денется. Да и кому он нужен?
Ему же, напротив, стало спокойнее… "Если я теперь точно знаю, кого хотел бы назвать женой, то зачем себя обманывать", - рассуждал он. И раз уж с Ольгой ему быть не судьба, то пусть ее место будет свободно…
Нет худа без добра, и Маргарита теперь реже скандалила. То ли годы сказывались, то ли осознавала время от времени, что нет у нее теперь никаких прав на человека, который в будние дни по вечерам, а в выходные по утрам встречался ей на кухне…

Сон в руку

…К утру, когда рассвело, Николай Иванович уснул. И снился ему, умиротворенному, счастливый сон. Будто он заболел, лежит в больнице и вдруг дверь в палату открывается, вбегает Ольга и, почему-то заплакав, кидается к нему на грудь. Она обнимает его, целует в лицо и все приговаривает:
- Господи, как ты меня напугал!
...А в это время внизу, в приемном покое, зареванная Ольга Николаевна уговаривала суровую вахтершу:
- Пропустите, он же без меня умрет!
Вахтерша, маленькая, сухонькая старушка с седым пучочком на затылке в конце концов не выдерживает и, продолжая хмуриться, протягивает Ольге Николаевне застиранный халат. Снисходительно глядя, как та дрожащими руками неловко застегивает на нем пуговицы, вахтерша ворчит себе под нос:
- И куда спозаранку? Будто дня им не хватит...
Татьяна ЧИНЯКОВА. Тел. 419-67-79.