Подстава
"Всему хорошему в жизни наступает конец", - думала Ольга, легко спускаясь по ступенькам. Вот и золотой сентябрь, завершив свой стремительный бег во времени, разразился под занавес проливным дождем… Прикрывшись, как зонтиком, журналом, который она предусмотрительно захватила с работы, Ольга добежала до машины и ловко нырнула в остывшее нутро автомобиля. Повернув ключ зажигания, включила "дворники" - размытые силуэты домов и людей, мокнущих на остановке, вмиг приобрели четкие очертания. Привычно взглянула в зеркало - заднее стекло было залито дождем. Осторожно отъезжая от парковки, она все-таки не заметила эту серую "Волгу", услышала лишь глухой короткий звук - чпок! - и вот уже ей в окно согнутым указательным пальцем стучит какой-то мужик с кавказским профилем, в темно-синей ковбойке…
- ГАИ будем вызывать или сразу расплатишься? - грозно шипел водила из "Волги". - Посмотри, какая вмятина! - он бесцеремонно взял Ольгину руку в свою лапищу и провел ею по капоту "Волги". Потом, когда все будет позади и нервная дрожь ее наконец отпустит, Ольга вспомнит, что никакой вмятины она не увидела и не почувствовала. Но это будет позже, а сейчас она растерянно озиралась по сторонам, будто ища защиты. Но пешеходы - отдельная каста, они по другую сторону баррикад, и разборки автовладельцев обычно лишь разжигают в них огонек злорадства. Вот и теперь они взирали на происходящую сцену если не с удовольствием, то по меньшей мере безучастно.
Дрожащими руками Ольга достала из сумочки портмоне, раскрыла и протянула "кавказцу":
- Вот, все, что у меня есть, - промямлила она виновато. Тот по-хозяйски сгреб имеющуюся в портмоне наличность, и, не считая, небрежно сунул купюры в задний карман брюк. Спустя несколько секунд его раздолбанный раритет, обдавая брызгами стоящих на остановке зрителей, газанул и скрылся в потоке авто.
Пережившая молниеносный и обжигающий, как сполох огня, стресс, Ольга уронила руки на руль и, склонив голову, беззвучно заплакала. Так бывает со взрослыми женщинами, получившими в детстве хорошее воспитание и на протяжении всей жизни окруженными умными и добропорядочными людьми. Ни разу за те десять лет, что водит машину, не нарушавшая правил дорожного движения, Ольга тем не менее всякий раз, когда слышала свисток инспектора, обязательно принимала его на свой счет и как кролик перед удавом впадала в состояние ступора…
В окно опять постучали.
"Ну что еще им от меня надо?" - вытирая слезы, Ольга обернулась на стук. Ежась от дождя, и придерживая рукой поднятый воротник куртки, на нее, пригнувшись, смотрел белобрысый парень. Она опустила стекло:
- Ну что еще вам от меня надо?
- Ты что, про подставы на дорогах ничего не слышала? Тебя же только что подставили! - он разговаривал по-доброму, даже участливо, но почему ей сегодня все "тыкают"? К Ольге возвращалась прежняя самоуверенность:
- А мы что, с вами знакомы? - огрызнулась она, делая акцент на слове "вами".
Молодой человек среагировал незамедлительно:
- Меня Саша зовут, а тебя как?
Обойдя ее автомобиль спереди, он проворно открыл дверцу и невозмутимо уселся на правое сиденье:
- Я сразу понял, что тебя разводят, но не успел помешать. Пока машину поставил, пока добежал…
- Я спешу, - все еще пыталась сопротивляться его неукротимому натиску Ольга.
- Тебе сейчас нельзя ехать, успокойся сначала, а то по правде вляпаешься в ДТП… - и вдруг неожиданно предложил: - У меня бутерброды в машине, есть хочешь? Я мигом! - хлопнув дверцей, он уже мчался к своей кургузой "японке" какой-то редкой модели, похожей на "пикап".
Саша Чарушин
Спустя еще несколько минут они с Сашей оживленно болтали, перебивая друг друга, неистово жестикулируя и не переставая жевать бутерброды. У Ольги в бардачке нашлись початая бутылка минералки и пластиковый стаканчик.
- За знакомство! - шутливо чокнулись: она бутылкой, а он стаканчиком.
- Сколько этот гад с тебя слупил? - спросил Ольгу ее новый знакомый.
- Все, что было, - Ольга смутилась. Взрослая тетка, а вот, поди ж ты, сыграла в лоха! - Я думала, там на самом деле вмятина…
- Индюк тоже думал, что купается, пока вода не закипела… Ну, ладно, держи! До получки хватит? - он протягивал Ольге тысячную купюру.
Она замахала руками:
- Ты что, Рокфеллер? Я не возьму!
- Нет, моя фамилия Чарушин… Но жизнь я знаю лучше, чем ты, - подытожил Ольгин благодетель и, деловито открыв бардачок, сунул туда деньги.
К этому времени она разглядела его достаточно, чтобы определить возраст. Это был уже зрелый мужчина лет сорока пяти, но небольшой рост, болезненная худоба, бледность и незаметная седина, смешавшаяся с его светло-русыми волосами, делали его похожим на юношу. Из-под легкомысленной мальчишеской челки на нее смотрели серо-голубые в пушистых ресницах глаза, откровенно добрые, немного печальные. Откусывая бутерброд с сыром, Ольга понимающе заметила:
- Жена постаралась?
- Мама, - коротко пресек тему Чарушин. Но, видимо, вспомнив, что он тут за психотерапевта, вдруг начал рассказывать о себе.
Комиссованный майор
- Мне другая нравилась, но она была замужем. Муж - крутой мен, в мутной воде перестройки наловил рыбки и собственными магазинами обзавелся. А я что? Нищий старлей-летчик - ни кола ни двора. Армия тогда из последних сил дышала. СССР распался, мы оказались лишними. А Лариса, медсестра, у нас в части медпунктом заведовала. Слово за слово, раскрутила она меня. Вы, женщины, умеете это делать! Глазом не успел моргнуть, оказался в загсе. Хорошо, еще жилье успел получить, не с нуля начинали. Дали нам двухкомнатную квартиру в панельной пятиэтажке, Лариса к тому времени уже на шестом месяце беременности была - Илюха готовился появиться на свет. Радовались, как все молодые. Точнее сказать, я радовался. Лариса вечно была чем-то недовольна. То получаю мало, то мужик я никакой… Но - куда деваться? - казалось, все так живут! Вот и мы жили, пока не случилась со мной беда. Мы, армейские, как затычки: где опасный объект, туда и нас. Наше дело - взять под козырек и вперед!
После одного такого "объекта" - авария на аэродроме случилась - загремел я в Бурденко. Госпитальные врачи со мной не церемонились: так, мол, и так, товарищ майор, опухоль в левом легком, и, похоже, метастазы уже пошли на позвоночник... Это тебе не в гражданской больнице - рубанули в лоб! Веришь, я в ту же ночь с жизнью попрощался. Уж, думаю, скорее бы, только без мучений… А наутро моя дражайшая половина явилась. Я думал, она с утешением, а она мне под нос сует какие-то бумаги, доверенности… Что такое? Ничего не понимаю! Ну, она разъяснила. Ты, говорит, все равно скоро умрешь, тебе меньше месяца осталось, а нам жить, вот и подпиши… Я сразу понял, кому это "нам", Лариса тогда любовь с заместителем командира части крутила... Ох и разозлился я!
Документы, конечно, все подписал, даже доверенность на свою машину - мне не жалко. Ну, думаю, назло выживу! И знаешь, выжил… После трех операций вышел из госпиталя и первым делом подал на развод. Нам предатели не нужны. Илюшку вот только жаль, она нам видеться не дает и про меня всякую чушь ему болтает… А вообще - я Ларисе своей даже благодарен, не будь того разговора, той злости, не рвался бы я так жить. Мне даже мой хирург признался, что шансов у меня было маловато…
Из армии меня, конечно, комиссовали сразу же, но зато я теперь какой-никакой начальник службы безопасности: оказывается, на гражданке отставных летчиков уважают. И к старому возврата больше нет - тьфу, тьфу, два года уже с докторами не общался.
“…временно недоступен”
…Осенний вечер мягко опустился на город, окутав его густой сетью огней. Дождь давно прекратился, и только частые лужи напоминали о его дневном нашествии. Оставив на прощание Ольге компакт-диск с записями концертов Михаила Задорного - "Тебе надо больше смеяться!", - Чарушин все же сопроводил ее до гаража, следуя на своей "японке" за ней бампер в бампер. Подождав, пока она закроет ворота, трижды коротко посигналил, как отсалютовал, и, приветливо помахав рукой, крикнул ей в открытое окно "японки":
- Не забудь, теплую ванну на ночь и рюмочку коньяка! Я позвоню…
- Спасибо, друг, - Ольга произнесла это чуть слышно, когда машина отставного майора уже скрылась в арке дома, внезапно осознавая некий новый, только что открывшийся для нее смысл в обыденном слове - друг.
…Они потом еще не раз гуляли вдоль Гребного канала, обсуждали городские новости, о чем-то даже, помнится, спорили, а потом садились в свои автомобили и разъезжались в разные стороны, по сложившейся уже традиции трижды посигналив друг другу на прощание. У Ольги был номер чарушинского мобильника, а сам Чарушин звонил ей, случалось, и домой, и на работу.
- Привет! Ты в порядке? Как дела? - он всегда был трогательно заботлив и внимателен к ее проблемам. Когда Ольгин кот, объевшись на Рождество, занемог, отвез его к знакомому ветеринару. И саму Ольгу, подхватившую вирус гриппа, навещал с пакетом лекарств в одной руке и пакетом ее любимых персиков - в другой...
Утром 8 Марта телефон в квартире Ольги звонил не переставая - поздравляли коллеги, знакомые, ее ученики. Саша позвонил только вечером, но не поздравил, а тихо-тихо сказал:
- Оль, ты извини, я на время исчезну, что-то спина болит, надо подлечиться…
Прошло уже больше двух месяцев с того дня, как друг позвонил ей в последний раз. Каждый день набирает Ольга номер его мобильника, чтобы в очередной раз услышать бесстрастный женский голос: "Абонент временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее"…
Иногда она слушает записи концертов Михаила Задорнова или листает книгу, которую бывший летчик Чарушин подарил ей на день рождения - сборник новелл Юкио Ясиро. В качестве эпиграфа мудрый японец начертал на титульном листе загадочную фразу: "Никогда так тепло не думаешь о друзьях, как тогда, когда смотришь на луну или цветы".
Татьяна ЧИНЯКОВА.