Ярко-желтый кленовый лист пристал к бамперу моего автомобиля и трепещет на ветру, как посольский флажок. Я - посол октября в стране под названием Осень. Я влетаю на скорости в эту чудную пору бабьего лета, беспрепятственно минуя посты и кордоны, с полными чемоданами потерь, с готовностью к новым поворотам судьбы и с недавно приобретенным умением радоваться чужому счастью. Промозглый утренний туман постепенно рассеивается и, оторвавшись от земли, рисует на сером небе два расплывчатых силуэта - он и она. Взявшись за руки, они удаляются за горизонт, и случайное облачко, служа им зонтом, спасает их от моросящего дождя.
Он
Если бы у него было три дочери, он мог возомнить себя прообразом короля Лира. Но у него была только одна дочка, Галочка, и только благодаря ей одной он на старости лет едва не оказался одиноким и бесприютным.
Когда умерла Лидия Петровна, Галочка вместе с зятем уговорили его «съехаться».
- Маму не вернешь, а с нами тебе не будет так скучно, - суетилась Галочка, собирая документы на обмен. Из их однокомнатной на окраине города и его двушки в центре теперь вырисовывалась полнометражная трехкомнатная квартира в престижном районе с видом на золоченые купола недавно восстановленной церкви.
Очень скоро Станислав Алексеевич стал сожалеть о той поспешности, с которой принималось решение о переезде, но было уже поздно. Галочка, будучи незыблемой главой у себя в семье, теперь своим неуемным темпераментом давила не только на своего мужа-рохлю, но и на отца. Может, поэтому не было у него и чувства дома. Гость не гость, так, что-то вроде приживалки… Когда он, случалось, выходил вечером из своей комнаты на кухню, чтобы втроем, по-семейному, посидеть с детьми за чаем, поговорить о том о сем, Галочка недовольно ворчала:
- Пап, ты раньше не мог чаю попить? Видишь, люди с работы пришли…
Ах, как она напоминала ему жену-покойницу! Не тем будет помянута, та всю жизнь ворчала. А однажды Станислав Алексеевич услышал, как дочь со вздохом говорила гостям:
- Это мой крест, бог даст, ненадолго…
Понимая, что так говорят про него, Станислав Алексеевич все больше замыкался в себе, все реже выходил на кухню и все чаще думал о том, что жизнь его подходит к своему логическому завершению. Галку он, конечно, проглядел, не такой он хотел видеть свою дочь. Но, пока мотался по командировкам, зарабатывая деньги для семьи, воспитанием дочери занималась Лидия. И уж чего-чего, а уважения к отцу она ей никак не могла привить!
С началом лета Станислав Алексеевич пристрастился к огороду. Рассаду высаживал в грунт, грядки копал, теплицу строил… И то сказать - на даче-то он был сам себе хозяин, никто тут его не упрекнет, что не там сел, не туда пошел. А дочь с зятем приезжали только на выходные - шашлыки пожарить да в бане попариться.
Она
В конце июня на пустующей по соседству даче появились жильцы. Они приезжали в пятницу вечером, и до воскресенья в их доме и на участке не смолкали голоса. Это была компания из нескольких женщин, причем Станислав Алексеевич никак не мог определить, которая же из них хозяйка. Впрочем, он особо и не любопытствовал: в выходные дни у него и без того забот было по горло - готовясь к приезду дочери, он не только поливал и пропалывал грядки, но и домик в порядок приводил: то крышу подремонтирует, то крыльцо покрасит… Говорят же, первую половину жизни мы добиваемся одобрения родителей, а вторую половину жизни - одобрения детей. На этом месте Станислав Алексеевич опять горестно усмехнулся: первую-то половину своей жизни он все делал затем, чтобы жена не пилила, а теперь вот - чтобы не пилила дочь.
В ночь с четверга на пятницу случился ураган. Станислав Алексеевич проснулся от того, что сильным ударом ветра на открытой веранде сорвало рукомойник, и тот с грохотом упал на пол… Дождь кончился только утром. Природа утихла и теперь невинно таращилась на вставшее солнышко капельками воды, застрявшими в траве. Наскоро позавтракав, Станислав Алексеевич поставил лестницу к задней стене дома и, вооружившись инструментом, полез чинить крышу. Привыкший все делать на совесть, он закончил работу, когда солнце уже было в зените. Спускаясь вниз по лестнице, попутно увидел, как к соседнему участку подъехала серебристая «десятка» и из нее, не прикрывая за собой дверцу, вышла хозяйка машины, а теперь, надо понимать, и хозяйка дачи, которая на этот раз была без подруг. Станислав Алексеевич намеренно замешкался. Пока соседка поочередно носила в дом сумки и пакеты, он вполне успел ее рассмотреть: небольшого росточка, хрупкая, но уже не первой молодости. И хотя была она одета в джинсики и короткую маечку, да и волосы по-девчоночьи были подобраны в белобрысый хвостик, Станислав Алексеевич определил со знанием дела: ей никак не меньше пятидесяти. Покойная Лида про таких не без зависти говорила: «Маленькая собачка до старости щенок».
Ближе к вечеру он увидел, как на крыше соседнего дома женщина в джинсиках отчаянно пытается приладить к шесту упавшую под ночным ураганом телевизионную антенну. При этом она подхватывала металлический ствол какой-то розовой тряпицей.
- Должно быть, поясом от халата, - чуть ли не вслух хохотнул Станислав Алексеевич, но, устыдившись, сошел с крыльца:
- Вам помочь? - крикнул он верхолазке.
Та от неожиданности выпустила из рук розовый поясок, и он соскользнул к водосточной трубе:
- Ой!
Станислав Алексеевич неожиданно для себя принял решение:
- Слезайте оттуда! Не женское это дело…
А потом его ждал горячий ужин с домашними котлетками и ванильными сырниками. Благодарная хозяйка не знала, чем еще попотчевать гостя, все суетилась и суетилась вокруг него. А потом вдруг как-то обмякла, присела напротив и замолчала.
…Ее звали, как Ахматову, - Анна Андреевна. Аннушка - так про себя сразу же окрестил соседку Станислав Алексеевич, такой милой и славной оказалась эта женщина. Теперь он мог рассмотреть ее лицо: ямочки на щеках и огромные, чуть ли не в пол-лица печальные серые глаза. Слово за слово, разговорились. Он, не стесняясь, спрашивал, она, смущаясь, отвечала: как-то уж очень по-отечески он поначалу к ней отнесся. То ли эффект первого впечатления при знакомстве, то ли действительно разница в возрасте…
Аннушка была одинока с тех самых пор, как развелась с мужем. И у бывшего мужа давно уже новая семья, две дочери…
- Только вы не подумайте чего, он очень хороший человек! - сама на себя замахала она руками. - Просто… - Аннушка замялась, - у меня не могло быть детей…
Станислав Алексеевич дивился не на шутку:
- Вы еще молодая, красивая женщина, устроите свою судьбу, стоит ли запирать себя в четырех стенах?
Она задорно рассмеялась:
- Да нас, женщин, в стране на восемнадцать миллионов больше, чем мужчин! Вон у меня куча подруг - красивых, успешных и… безнадежно одиноких!
Станислав Алексеевич только плечами пожал:
- Но, может, у них не такой славный характер, как у вас?
При этих его словах Аннушка смутилась еще больше:
- Пойду, чай подогрею…
Уже и рассвет забрезжил, и первая электричка прогудела, а они все говорили и говорили. Станислав Алексеевич не мог припомнить, чтобы он еще когда-нибудь вот так разговаривал с женщиной - легко, откровенно, просто. И веяло от нее таким теплом и уютом, какого он не испытывал, пожалуй, никогда в жизни. Разве вот только в далеком детстве, когда мама перед сном садилась на край его кровати и, заботливо подоткнув одеяло, рассказывала ему сказки.
Спуститься на землю ему помог резкий Галочкин окрик:
- Пап, ты где?
Галочка
Дочь стояла в начале тропинки, ведущей к соседнему участку, по-хозяйски уперев руки в бока:
- И где это ты шлялся всю ночь, скажи на милость?
- Тише-тише, Галочка, проходи в дом, - краем глаза Станислав Алексеевич увидел, как на соседской даче Анна Андреевна вышла на крыльцо, и ему стало неловко за дочь. Но, вероятно, и Галочка срисовала соседку, отчего ее понесло:
- Не успел жену похоронить, уже утешился! В твоем возрасте о душе пора подумать!
Не без труда впихнув разбушевавшуюся Галочку в дверной проем, откуда испуганно выглядывал Вадим, Станислав Алексеевич оторвал ее руки от своей груди:
- Прекрати немедленно! Да это вообще не твое дело. Если я поторопился, съехавшись с вами, то эту мою ошибку не поздно исправить. Завтра же начинаю размен…
Галочка аж подпрыгнула от ярости:
- А вот это ты видел? - Она сунула ему под нос дулю. Станислав Алексеевич чуть не задохнулся: и это его дочка, которую он, казалось, еще совсем недавно, маленькую, катал на себе, изображая лошадку! А Галочка продолжала:
- Может, ты еще и бабу в мой дом приведешь? Размена он захотел! Твой вариант на кладбище! - Она замолчала только тогда, когда увидела, как отец, бледнея, стал оседать на пол:
- Вадик! - завизжала Галочка. - Вызывай скорую!
Хеппи-энд
Вся кардиология наблюдала эту картину: из приемного покоя они вышли, взявшись за руки, как восьмиклассники, - высокий пожилой мужчина с благородной седой головой и маленькая женщина в светлом плаще, держащая в руках несколько белых хризантем. Они остановились возле серебристой «десятки» и некоторое время горячо жестикулировали, стоя друг против друга. В конце концов, победила женщина: привстав на цыпочки, она чмокнула старика в щеку и, сунув в его ладонь ключи от машины, нырнула на пассажирское сиденье. Если бы было лето и окна в отделении были бы открыты, то кто-нибудь из персонала обязательно услышал последний довод их недавнего пациента:
- Аннушка, я уже стар!
Но даже если бы окна были открыты, никто бы, кроме него самого, не услышал, что ответила ему женщина. А женщина дождалась, когда он сядет за руль и, проведя ладонью по его щеке, тихо сказала:
- Хорошую мелодию можно сыграть и на старой скрипке…
И если бы взволнованный Станислав Алексеевич не смотрел так сосредоточенно на незнакомую панель приборов, он бы тоже увидел: у самых ворот больницы, посторонившись, чтобы дать дорогу серебристой «десятке», стояла, в буквальном смысле открыв рот, ошарашенная Галочка. А рядом с ней удивленно щурил глаза ее муж-рохля. Вадим в тот момент катастрофически опаздывал на свидание к Леночке - младшему лаборанту кафедры квантовой физики, где он только что защитил кандидатскую диссертацию.
Татьяна Чинякова.