Сегодня мы с мужем получили результаты двух последних тестов на коронавирус, они оказались отрицательными. Еще бы! Накануне меня выписали из госпиталя, и в эпикризе черным по белому было записано, какое у меня, то есть пациента, переболевшего коронавирусом, в крови содержание IgG-антител. Впервые за полгода покинул страх заразиться этим новоявленным вирусом. 

На всякий случай

В четверг проснулась с ощущением, что кто-то прошелся по горлу наждачной бумагой. Но, как только вспомнила, что накануне ели холодный арбуз, быстро успокоилась и прополоскала горло теплым раствором соды. Обычно это помогало. Но после обеда внезапно поднялась температура – 37,5. Встревоженный, муж помчался в аптеку за ингаверином. Из антивирусных средств в аптеке нашелся только ремантадин – похоже, холодный арбуз в середине октября соблазнил многих нижегородцев. Но к вечеру градусник уже показывал 38,5 – ближе к полуночи пришлось принять таблетку парацетамола. В пятницу я еще надеялась, что температуру поднимает больное горло. Но когда в субботу у мужа внезапно температура подскочила до 38, сомнений почти не оставалось – мы подцепили «корону». В понедельник утром вызвали врача из поликлиники.

– Вы наш новый участковый доктор? – спросила я уставшую тетеньку неопределенного возраста в защитной маске до самых глаз, которая появилась у нас на пороге в десятом часу вечера.

– Да я ушла было из участковых в онкологи, а теперь вот нас всех бросили сюда, – ответила она и прижала стетоскоп к моей спине. Если по спине мужа она прошлась довольно бегло, то под моими лопатками застряла подольше. Но все же огласила обоюдный приговор: ОРЗ. Однако, уже дойдя до двери, спохватилась и достала из кармана какой-то невиданный ранее у участковых докторов приборчик. Нацепив мне его на средний палец, едва различимо пробормотала что-то себе под нос про «госпитализацию». Это потом я узнаю, что приборчик называется пульсоксиметр, он измеряет сатурацию – уровень кислорода в крови. А сейчас несостоявшийся онколог пообещала:

– Завтра придет медсестра и на всякий случай возьмет у вас мазок!

Наутро напрочь пропало обоняние. Бегала по квартире, нюхала все подряд – ничто ничем не пахло. Попробовала откусить огурец, он оказался безвкусным, как вата. Вторник прошел почти без изменений: мужу стало чуть лучше, мне – чуть хуже. Но за мазком в этот день никто не пришел. Медсестра появилась только в среду, буквально за час до того, как «скорая» увезла меня в больницу.

Вот такая сатурация

На ближайший месяц это красивое слово стало самым популярным в моем лексиконе. В норме сатурация должна составлять от 95 и выше, а 94 процента уже повод для госпитализации. Наши медсестры утверждали, что показатель 76 – смертельный. Впрочем, у меня бывало и ниже.

– В реанимацию! – кричала сестра. – Она уже серенькая!

Я сопротивлялась, как могла:

– Не серенькая, а красненькая, это у меня загар такой…

Но стены сливались с потолком, и в какой-то момент я переставала понимать, где нахожусь. Спасительная кислородная маска, которую мне нахлобучили на физиономию, как выяснилось, на ближайшие десять дней оказалась очень полезной штучкой. Сатурацию измеряли теперь каждый час, а пульсоксиметр, который мне потом закамуфлировали под вафли, прислали в передачке из дома, я и теперь «ношу» на пальце, как помолвочное кольцо. 

Между прочим, муж, у которого, в отличие от меня, высокая температура держалась ровно двое суток, а потом почти две недели была пониженной, тем временем тоже измерял сатурацию. Его показатели колебались от 97 до 99, вот что значит – крепкие легкие бывшего спортсмена! Но его вариант ковида сегодня медики называют «бессимптомным».

Когда же меня, наконец, отправили из третьей больницы, то бишь из госпиталя, на КТ в диагностический центр, бесстрастный томограф зафиксировал 25 процентов поражения обоих легких. Это, как я поняла, почти средний показатель среди больных коронавирусной пневмонией.

«Чудо-чудное»

Так назвала этот непредсказуемый вирус Елена Малышева в одной из своих передач, рейтинг которых в эпоху пандемии вырос до небес. Всем пациентам красной зоны он, в конце концов, представлялся неким реальным монстром, который «чудит» по своему усмотрению. У одних пациентов до госпитализации температура 39 градусов держалась в течение недели, у других уже здесь начиналась так называемый коронавирусный энтерит, и они часами не покидали туалет. Третьих коронованных зловещий вирус ударял по почкам. Четвертых, несмотря на повышенное внимание докторов, отправляли в реанимацию на ИВЛ. 

Сегодня уже нет такого стремления тяжелых пациентов на искусственную вентиляцию. Говорят, что из восьми «искусственников» выживает только один. Насколько я поняла, в основном это происходит по двум причинам: либо не выдерживает слабое сердце, либо отрывается тромб. И тут уже врачи не в силах противостоять монстру. Может, поэтому каждое утро и каждый вечер нам всем поголовно делали в живот уколы клексана – сильного антикоагулянта. Этакое средство против образования тромбов. Еще три капельницы в сутки, еще горсть разномастных таблеток. Увы, к моменту выписки от инъекций мой собственный живот из загорелого превратился в черно-синий.

«Чудо-чудное» не переставало удивлять. Специалисты-иммунологи писали, что этот вирус так мутирует. Например, первоначальная версия гласила, что мужчины болеют тяжелее, чем женщины. Наша семья в числе тех, кто опроверг этот постулат. Что возраст прямо пропорционален степени риска… Ничего подобного! Я здесь видела 78-летнюю бабульку, которой постоянно делали замечание по поводу ее беспрестанных разговоров по телефону – и это в то время, когда все остальные круглосуточно пытались дышать через силиконовую кислородную маску. 

Красная зона

Бывшая «кремлевка», а впоследствии Нижегородский областной гериатрический центр, хоть и изменилась до неузнаваемости, но традиции свои сохранила даже после того, как была перепрофилирована в госпиталь. Здешний персонал был предупредительно-вежлив с больными, иногда даже ласков. Однако, чтобы здешняя жизнь не казалась медом, одна на всех была суровая сестра с резким командным голосом.

– Лежать только на животе! – постоянно требовала она. – Две минуты на обед и – на живот!

Она, конечно же, желала нам добра, как известно, такая поза облегчает доступ кислорода в пораженные легкие, но после того как меня чуть ли не силой уткнули лицом в подушку, я осторожно поинтересовалась:

– Ваша бабушка случайно не в концлагере служила?

После этого наши дипломатические отношения окончательно свелись на нет.

Забегая вперед скажу, именно этой медсестре выпало на долю в день выписки сопровождать меня к выходу, где меня дожидался счастливый муж. Прощаясь, я виновато попросила прощения за свои порой несдержанные реплики в ее адрес. 

– Вы уж извините меня, пожалуйста…

Громкоголосая командирша промолчала. И от этого было стыдно еще больше: после двухнедельного пребывания я покидала этот госпиталь, а она оставалась в нем неизвестно, на сколько месяцев.

У входа в отделение находилась установка с устрашающим названием «Ятаган». Время от времени стальная конструкция издавала противный резкий звук, перебивающий даже шум кварцевателя. Это кто-то из персонала обрабатывал свой костюм обеззараживающим средством. К сожалению, этот «Ятаган» был бессилен перед вездесущим ковидом. Здешние сотрудники либо уже переболели, либо в настоящее время находились на больничном. Нехватка персонала ощущалась на всех уровнях: например, во всем отделении полы мыла одна санитарка, остальные болели. Разносчик еды Рустам работал за себя и «за Любашу», которая подхватила заразу на рабочем месте. Медсестры тоже работали за двоих, а то и за троих. Вот кому следует поменяться зарплатой с футболистами!

Вообще мы различали их, наших спасителей, только по голосу, когда они, шелестя своими «скафандрами», появлялись в палате. И конечно, по тону. Заведующему отделением реанимации Виктору Геннадьевичу, например, каким-то невероятным образом удавалось даже шутить. Медсестра с необыкновенно красивыми глазами под стеклами защитных очков жалостливо приговаривала:

– Потерпи, миленькая. Ну уж если совсем невмочь, полежи чуток на боку…

Ей бы летать тут в коротком халатике, сверкая стройными ножками, а она, как бесполый инопланетянин, всю смену парится в бесформенном противочумном костюме. Представляю, каково им было работать в жарком августе! А впереди – нескончаемая зима…

Да! В тот день, когда меня привезли домой, пришел, наконец, долгожданный результат первого теста на «корону» – у нас с мужем он оказался положительным. А то бы мы так и не узнали, что это было…

Татьяна Чинякова. Фото автора.