- Последний раз спрашиваю, кто разбил горшок? - Класс молчал. Голос Галины Степановны становился угрожающим. - Хорошо, если вы такие трусы, можете написать фамилию виновника на листочке, а я пройду по рядам и соберу…
Осколки разбитого цветочного горшка вперемешку с землей покоились на полу под подоконником. Сломанная у основания стебля геранька лежала тут же. Лелька внутренне сжалась в комок. Если бы она нечаянно разбила что-то гораздо более ценное, чем глиняный горшок, хрустальную вазу например, но только у себя дома, то непременно призналась. И мама, она знает наверняка, в этом случае сказала бы ей:
- Не расстраивайся, у каждой вещи свой срок. У этой вазы он закончился сегодня…
Чистые руки
Дома Лельку могли наказать только за ложь. Но у Галины Степановны, классного руководителя пятого "а", был совсем другой подход к воспитанию детей. И Лелька смалодушничала, она сдала свернутый вчетверо листочек чистым. Соседка по парте, ее лучшая подружка с детского сада Надя Егорова, тихонько шепнула в ладошку:
- Не бойся! Я тебя не выдам…
Через несколько минут Галина Степановна, бегло просмотрев собранные листочки, недовольно нахмурила брови:
- Тот, кто покрывает товарища, сам становится соучастником… Впрочем, и среди вас есть честные ребята!
Она победоносно подняла над головой один из листочков, ничем с обратной стороны не отличающийся от других двадцати трех таких же, вырванных из тетради страниц, и, строго взглянув на Лельку, провозгласила:
- А ты, Голицына, завтра придешь с родителями...
Почти половина выпускников в тот год поступили в вузы. Лелька, как и мечтала, - в медицинский. Егорова недобрала одного балла и теперь работала санитаркой в больнице.
- Ты, главное, не сдавайся, учи, на следующий год поступишь, - утешала ее Лелька.
- А что мне еще остается? У моих-то родичей ни знакомств, ни денег…
Все-таки в глубине души Егорова считала, что знает химию не хуже подружки. Лелька по доброте душевной с ней не спорила… Они по-прежнему вместе ходили в кино, раз в неделю - по субботам - на дискотеку. Там и с ребятами познакомились. Это были два друга - Игорь и Саша. Оба учились в политехе, только Саша, родом из села, жил в общежитии, а Игорь с родителями - в элитном доме на Эльбрусе: так в их городе называли район, где кучковались дома наиболее обеспеченных и именитых граждан. Как-то так сложилось, еще в первый вечер, Игорь стал активно ухаживать за Лелькой. Вторая пара сложилась сама собой…
- Деньги к деньгам льнут, - вздыхала Егорова.
Лелька не любила этих ее шуток:
- Твой Сашка - отличный парень, он даже лучше Игоря, не такой заносчивый…
- Вот и возьми его себе! - парировала Егорова. И снова вздыхала: - Где уж нам, санитаркам…
В тот год, когда ординатор Надежда Егорова стала работать в Лелькиной больнице, она вышла замуж за Игоря и переехала на Эльбрус. Лелька с Сашей, кстати, были у них свидетелями на свадьбе. А еще через полгода и они поженились. Подружки теперь виделись только на работе, вчетвером, по-семейному, встречались по большим праздникам. И то все реже - у Игоря были новые друзья, а Лелькин муж дневал и ночевал на заводе.
- Он не на мне женился, а на своем бизнесе! - шутила Лелька.
- Зато мой из баров не вылезает, - сокрушалась Надежда. - Пока папашкины деньги не промотает, не остановится…
Иногда Лелька с ужасом думала, что запросто могла выйти за Игоря. Из разбитного остроумного студента тот как-то очень быстро превратился в лысеющего дяденьку с "пивным" брюшком, маслеными глазками и пошловатыми анекдотами. Вдобавок был патологически ревнив и частенько устраивал Надежде скандалы. Лелька подозревала, что он и руку мог на жену поднять, просто Егорова скрывала эти подробности их семейной жизни. Впрочем, такую женщину, как Надежда, трудно было не ревновать: у них в клинике многие на нее засматривались. Темноглазая брюнетка с ярко очерченным ртом и неукротимым темпераментом - ей, единственной из женщин-докторов в гинекологическом отделении, дозволялось носить нейлоновый, а не хэбэшный халат. Даже на ее наманикюренные пальчики Лев Арнольдович, завкафедрой хирургических болезней, смотрел сквозь пальцы. Хотя еще в институте их, девчонок, строго-настрого предупреждал:
- У хирурга должны быть чистые руки!
…В последнее воскресенье сентября все четверо собирались в загородном доме Александра и Ольги праздновать годовщину их свадьбы. Лелька по этому случаю отступила от правил и попросила подружку помочь ей на кухне. Надежда пообещала приехать накануне вечером, чем испугала Лелькиного мужа.
- Ты? - ошалел он от неожиданности, увидев на пороге подругу жены.
- Ступай к своему телевизору, - ласково отстранила мужа Лелька. - Сегодня твоя помощь не потребуется…
На следующий день к приезду Игоря стол был накрыт. Все краски осени расцветили белую льняную скатерть: огородная зелень, пурпурные персики, желтая дыня, темные кисти винограда… Меж салатников и тарелок с закусками, как солдатики на плацу, выстроились запотевшие бутылки с напитками. А на кухне в огромной кастрюле, накрытой полотенцем, остывали беляши, в духовке допекался молочный поросенок, фаршированный черносливом, и все это источало смешанный дух домашнего праздника, хлебосольства и благоденствия.
Как всегда, все испортил Игорь. Опьянев еще до подачи поросенка, стал придираться к жене. Слишком, дескать, заботливо она подавала солонку Александру.
- Совсем очумел, Отелло! - не выдержала Лелька. - Он же твой друг! А Надежда - моя подруга!
- Подруга! - пьяно передразнил ее Игорь. - А что твоя подруга делает в Сашкиной фирме, если тамошние охранники зовут ее по имени-отчеству?..
- Вот дурак, - вслух рассуждала Лелька, проводив гостей и домывая посуду. - Хоть бы ты, Саш, с ним поговорил…
Кесарева судьба
С самого утра в гинекологии стоял переполох. Врачи сновали по коридору туда-сюда задолго до начала конференции. Притихшие медсестры испуганно таращились из-под белых шапочек. И только нянечка тетя Наташа, казалось, не замечала этой суеты, сосредоточенно и зло протирая и без того чистый подоконник. Ночью в отделении во время родов умерла роженица. Новорожденная девочка появилась на свет сиротой. Ее отец, лопоухий веснушчатый парнишка, сидел теперь в вестибюле, обхватив голову руками, и тихонько раскачивался из стороны в сторону.
- Раньше надо было кесарить, мать вашу!..- Некоторые из присутствующих на утренней конференции впервые слышали, как матерится главврач, и потому от неожиданности втягивали головы в плечи и отводили глаза в сторону. - Кто вел больную?
Лелька поднялась с места:
- Я, Владимир Алексеевич…
- А кто дежурил?
Надежда поднялась рядом.
- Почему не вызвали Ольгу Станиславовну? - продолжал лютовать главврач.
Лельке показалось - то, что она услышала дальше, ей снится.
- Я пыталась, Владимир Алексеевич, но Ольга Станиславовна, - Надежда на секунду замялась, - она сказала, что она занята и не сможет приехать…
Это потом Лелька будет отчаянно доказывать мужу, что никто ей не звонил, что насчет больной Карцевой, которая погибла, она специально предупреждала Надежду… А сейчас Ольга Станиславовна стояла перед главврачом бледная, как ее накрахмаленный халат, и, будто рыба, выброшенная на берег, судорожно хватала ртом воздух. Она боялась задохнуться, потому что подступивший комок до боли распирал горло и мешал не только говорить, но и дышать. Но вдруг она вспомнила этого лопоухого парнишку, мужа Карцевой, которого встретила утром в вестибюле, представила, как он приносит домой малышку, кладет ее в кроватку, как кормит из соски молочной смесью, как у него при этом сжимается сердце… И злосчастный комок отступил, переместился вглубь, освобождая горло. Лелька вдруг зарыдала в голос. Вот так стояла и при всех плакала. Не от обиды на подругу, не от сожаления, что не тех любила, не от прозрения, увидев вдруг, что белое это черное и наоборот… Она плакала от беспредельной жалости к той девочке, у которой еще нет имени, но которую наверняка назовут в честь мамы. И хотя при родах теперь умирают редко, так почему-то всегда поступают овдовевшие мужчины.
Татьяна ЧИНЯКОВА.