Человек не сотворен изначально, он творит себя, выбирая мораль; а давление обстоятельств таково, что он не может не выбрать определенной морали.
Жан Поль Сартр, французский философ.
Свадьба происходила в самом дальнем зале ресторана, который разделяли с улицей огромные, от пола до потолка, так называемые французские окна. За ними в свете декоративных фонарей искрились голубоватые снежные скульптуры и застывшие от мороза фонтаны - настоящая зимняя сказка. А здесь, по другую сторону сказки, розовели в салате креветки, празднично стучали о тарелки столовые приборы, возбужденные гости пробовали на звон хрустальные бокалы, и маленький юркий тамада в смокинге с бабочкой старался перекричать музыку:
- Господа, прошу внимания!
Невеста была ослепительно хороша. И не потому, что на фоне роскошного интерьера ее платье от Роберто Кавалли излучало свет европейских купюр. Марина Евгеньевна откровенно любовалась дочерью: рядом с серьезным женихом та была юна, влюблена и искренне счастлива. И при виде этого счастья материнское сердце переполнялось гордостью, а вся предыдущая жизнь обретала теперь глубокий и важный смысл.
Завлаб
Заведующий 22-й лабораторией Вениамин Николаевич Скороходов, суховатый седенький мужичонка, которого в уличной толпе могли принять скорее за бухгалтера, чем за профессора, представлял собой распространенный тип подкаблучника, нещадно угнетаемого женой. Но это дома. Каждое утро, переступая порог института, он мгновенно расправлял согбенные плечи, становясь выше ростом, и превращался в строгого начальника, грозу всех мэнээс - младших научных сотрудников лаборатории. Впрочем, и старшие научные сотрудники его тоже всерьез побаивались.
Марина и еще две ее однокурсницы проходили в лаборатории практику, втайне мечтая наладить отношения с кем-то из здешних специалистов, чтобы, обретя статус протеже, через полгода устроиться сюда на работу. Престижный НИИ, приличная зарплата, вдобавок куча перспективных холостяков - о чем еще может мечтать выпускница университета? У подружек Марины шансов было значительно больше - обе тянули на красный диплом. Но зато у Марины была осиная талия, большие зеленые глаза и огромная копна вьющихся рыжих волос, которая почти никого из представителей противоположного пола не оставляла равнодушным. Вот на это преимущество и рассчитывала бедная провинциальная девушка, которой очень не хотелось после защиты диплома возвращаться в родной поселок городского типа.
Городского в этом поселке было немного - старая строчевышивальная фабрика, двухэтажный универмаг да памятник Ленину на главной площади, возле которого по праздникам строем ходили местные пионеры. А в остальном деревня деревней: горластые бабки на завалинке неустанно лузгали семечки, в палисадах по самое брюхо в пыли копошились безмозглые куры и смертельную тоску навивали мысли о завтрашнем дне.
- Вы ко мне? - вежливо поинтересовался Вениамин Николаевич, когда Марина робко приоткрыла дверь в кабинет заведующего лабораторией.
Странный вопрос, подивилась она, к кому же еще? У завлаба был небольшой, но персональный кабинет, которым он владел единолично. Но именно этот нелепый вопрос начальника навел Марину на крамольную мысль. Ее осенила догадка: да он, похоже, робеет не меньше! И когда минутой позже она поймала неловкий взгляд пожилого профессора, которым он молниеносно смерил ее ладную фигуру с головы до пят, Марина поняла: час пробил. Сейчас или никогда. Она набрала побольше воздуха в грудь, кокетливо тряхнула кудрями и, не дожидаясь приглашения, решительно опустилась в кресло у окна.
Когда деловой вопрос был урегулирован, Марина поднялась, чтобы попрощаться. Вениамин Николаевич по этому случаю даже вышел из-за стола:
- Можете считать эту практику вашим испытательным сроком, - многозначительно прищурился старый прохиндей. - И если вы зарекомендуете себя с положительной стороны, - здесь он сделал паузу, - мы впоследствии зачислим вас в штат.
Меньше чем через неделю рыжая бестия, проводившая квартирную хозяйку в дом отдыха, принимала у себя высокого гостя. Назанимав у подружек уйму денег, Марина заставила стол деликатесами. Впрочем, зря она так старалась: и коньяк, и икру, и даже дефицитный сервелат Вениамин Николаевич принес с собой. В тесной прихожей, снимая дубленку, он слегка приобнял хозяйку за талию.
- Я могу сказать водителю, чтобы заехал за мной утром? - прошелестел ей на ухо высокий гость.
Королева
У Марины аж голова закружилась. Белоснежная рубашка, дорогие запонки, умопомрачительный парфюм - сразу видно, обладатель этих атрибутов не вылезал из заграничных командировок. В приглушенном свете торшера он казался даже красивым, а его благородная седина заставляла трепетать ее неопытное сердце. Все-таки не зря говорят взрослые тетки, обладание властью всегда придает мужчине бездну обаяния.
Недвусмысленность ситуации тем временем с каждым тостом обострялась, и, чтобы погасить жар стыда, Марина пила коньяк полными глотками. С непривычки ее потом стошнит. Обернувшись простыней, она будет стоять в ванной над раковиной и ловить ладонью холодную струю, когда неслышно подойдет Вениамин и, обняв ее сзади, с придыханием провозгласит:
- Ты моя королева!
Наутро Марина была спокойна и холодна. Пропасть, которая разверзлась было перед ней накануне, оказалась позади, а впереди теперь расстилалось бескрайнее чистое поле, которое она и назовет потом Жизнью. Через полгода играючи защитит диплом и сразу будет зачислена в штат вожделенной 22-й лаборатории, потом играючи окончит аспирантуру и напишет под руководством профессора Скороходова кандидатскую диссертацию, потом как молодой специалист получит направление на стажировку в Варшаве, потом - квартиру в центре, потом…
Самое интересное в этой истории, что Вениамин Николаевич действительно влюбился в Марину как мальчишка. Его не смущали ни пересуды коллег, ни скандалы, которые устраивала жена, ни угроза потерять партбилет… Он дарил возлюбленной дорогие подарки, решал все ее проблемы и исполнял все ее желания. Он даже помолодел.
- Я готов отдать тебе всего себя, до последней капли крови! - с пафосом объяснялся в любви своей королеве бывший участник войны, о которой королева знала только из школьных учебников истории. Но почему-то при этих словах она зримо представляла себе картину военных лет: прифронтовые окопы, Вениамин Николаевич в каске и с гранатой, готовый броситься под танк…
Она заливисто хохотала, а он темнел лицом. Годы брали свое, все чаще мучила язва, а еще больше - мысль о прощании с королевой.
Тем не менее ее брак с Игорем, сыном директора института, профессор, можно сказать, благословил. Он даже на свадьбу пришел, приведя с собой супругу - злую, вздорную, с крючковатым носом, настоящую бабу-ягу, которая тут же поспешила облобызать новобрачных. Марина, помнится, брезгливо заслонилась букетом, но в то же время с некоторым любопытством разглядывая профессоршу: так вот кто стирал рубашки ее Вениамину!
И все бы ничего, но только любовь к Игорю оказалась видимостью. Очень скоро муж начал раздражать ее. Точно так же, как когда-то раздражал Вениамин Николаевич. Она с трудом сдерживалась, пытаясь увернуться от его назойливых поцелуев. Ей хотелось схватить со стола какую-нибудь вазу, кувшин, бокал - желательно что-нибудь хрустальное - и хватить об пол со всей силы, так, чтобы мириады прозрачных осколков брызнули, будто слезы из глаз. Потому что ее глаза к тому времени плакать уже не умели.
Марина
Утешением стала родившаяся дочка, которую по настоянию Игоря назвали Мариной. Когда Марине-младшей исполнилось три годика, ее родители развелись. Марина-старшая вышла замуж за известного в городе художника, который с места в карьер начал рисовать ее портреты. Очень скоро ей наскучили его высокопарные признания в любви, его живопись и друзья-художники, чуть ли не каждый из которых пытался за ней ухаживать.
Поначалу, выходя замуж в очередной раз, Марина думала, что ей просто не везет, пока не поняла однажды, что дело не в мужьях, которые, надо признать, искренне любили ее, а в ней самой. Как будто в сосуд с любовью, отпущенной ей природой, она плеснула однажды отравы и теперь всякий раз, делая из него глоток, чувствовала ядовитую горечь. В конце концов Марина Евгеньевна поставила крест на своей семейной жизни и, перебиваясь недолговременными романами, ушла с головой в работу - как-никак она теперь возглавляла тот самый институт, в котором когда-то начинала свою карьеру. Правда, институт с тех пор заметно обветшал и в глазах молодого поколения потерял былой престиж, но ведь и директриса была не первой молодости. И хотя близкое знакомство с пластическим хирургом помогало ей поддерживать счастливое выражение лица, Марина Евгеньевна была уверена, что поезд ее ушел и рельсы, как говорится, разобрали…
Однажды в одной умной книге она прочитала: "Когда ты узнаешь биографию безнравственного человека, то прежде, чем его осудить, возблагодари небо за то, что оно не поставило тебя, с твоим честным лицом, перед цепью подобных обстоятельств"… Впрочем, вряд ли Марина Евгеньевна искала себе оправдания. Ведь у женщины всегда есть возможность исправить собственные ошибки, если она воспитывает дочь. А уж Марину-младшую мать берегла от необдуманных поступков с особым рвением. И вот она, награда! Сегодня днем в церкви на церемонии венчания ее зеленоглазая принцесса стояла рядом с Костиком, тем самым, которого однажды привела в дом, когда оба они еще учились в восьмом классе.
- Мама, познакомься, это Костик! - И по тому, как зарделась ее Маришка, мать догадалась: к дочке пришла первая любовь…
Марина Евгеньевна вздрогнула, когда гости начали скандировать: "Горько!" И - как очнулась - взглянула на молодых. А те будто и не замечали никого и ничего, не за столом сидели - парили над залом, словно два легкокрылых ангела. Она подняла бокал с шампанским и не крикнула, выдохнула:
- Горько!
Татьяна ЧИНЯКОВА.