Когда-то они были ослепительной белизны, а теперь от сети мелких трещин и морщин казались грязно- серыми. И каблуки основательно сбились. И подошвы стерлись. Конечно, если бы их европейскую кожу напитать дорогим кремом, сделать круговую подтяжку, напялив на колодку, а морщинки разгладить с помощью какой-нибудь нанотехнологии, они еще могли дать фору любой китайской паре. А теперь покоятся в коробке без надобности, но ведь среди молодых, то бишь новых пар – не на помойке же! Более того, вчера хозяйка достала их из коробки и долго рассматривала, держа на вытянутых руках и сентиментально вздыхая.

Старые туфли знали цену этим вздохам. Помнится, они летели из Ниццы в Монако вдоль Лазурного Берега на частном двухместном вертолете. Винтокрылая машина была похожа на легкомысленную стрекозу с прозрачным брюхом, внутри которой, как в детской погремушке, мерцали пилот и два пассажира. Когда вдали ощетинились портовые краны Марселя, внизу, как на глянцевом фото из журнала о путешествиях, по ярко-синему морю рассыпались белые яхты. Хозяйка начала, было, щелкать фотоаппаратом, снимая эту красоту, потом сообразила, что фото получатся точно такие же, как в журнале, и тогда решила застолбить свою причастность к роскошному пейзажу весьма экстравагантным образом: выставив на стеклянное брюхо стрекозы ступню в белоснежной туфле. Потом она будет демонстрировать эти снимки своим друзьям и всякий раз, показывая пальцем на часть туфли, запечатленной на фоне морских яхт, повторять:

– Это моя нога на пути в Монте-Карло!

Фактически главным объектом на снимке являлась перфорированная поверхность туфли. Этим ли не гордиться?

А потом они протопали по узорчатому ковру главного казино планеты, ступили на трап 11-палубного круизного лайнера «Silver Spirit» и – понеслось! Ослепительные пляжи Мальты, фрески Санторини, легенды Сицилии, быки Родоса, песчаные бухты Эльбы, райские цветы Калабрии… В Неаполе они споткнулись, и носок левой туфли заработал первую царапину. Но это, как и с людьми: чем больше у них шрамов и морщин, тем интереснее их воспоминания.

Если бы старые туфли могли говорить, они могли бы рассказать массу невероятных историй – маленьких и больших. Например, как однажды в какой-то из средиземноморских стран они завели хозяйку на местный блошиный рынок. Она ахала от восторга, бегая от торговца к торговцу, вертела в руках какие-то древние вещицы, а потом, взглянув на часы, захотела вернуться на корабль и поняла, что заблудилась. От базарного многоцветия и многоголосия ринулась в незнакомый городской лабиринт. Судорожно металась по каменис­тым узким улочкам, не находя выхода, пока вдруг не увидела на булыжной мостовой знакомые шашечки такси. Взмахнув рукой, остановила желтый «мерседес» и нырнула в радушно распахнутое нутро салона. Таксист приветливо улыбался, радостно лепеча на незнакомом языке какую-то белиберду, а несчастная женщина  прижимала руки к груди в знак благодарности к своему спасителю. Он не знал английского, но пассажирка произнесла название корабля, и он понимающе закивал, на пальцах показывая, сколько это будет стоить. Хозяйка протянула ему десятидолларовую бумажку, водитель показал жестами, что надо еще две таких. До отплытия  судна оставалось меньше часа, поэтому у нее не было выбора. Абориген, довольно тряхнув иссиня-черными кудряшками, спрятал купюры в нагрудный карман цветастой рубашки, включил зажигание и, проехав несколько метров по злополучному каменному колодцу, свернул за угол. В ту же минуту взору открылась гигантская панорама морского порта, на переднем плане которой возвышался красавец лайнер «Серебряный дух». Таксист продолжал приветливо улыбаться...

То ли от обиды, то ли от досады хозяйка пнула носком туфли  ни в чем не повинный камешек, лежавший на дороге, и туфли-путешественники словили еще одну отметину…

А однажды туфли летали. Нет, не в трансконтинентальном «Боинге», где они были задвинуты под кресло – летали в буквальном смысле по воздуху, ударяясь в противоположную стену и косяк входной двери.

– Вот и отправляйся к своей Светлане Юрьевне и забудь мой адрес навсегда! – голос хозяйки в этот момент изменился до неузнаваемости, и только позже, скукожившись в углу, туфли поняли, что это она рыдала. А потом сосредоточенно мыла их под краном, как будто старалась стереть с них последние воспоминания. Вскоре после этого хозяйка на целых два месяца сменила любимые туфли на больничные тапочки, но даже после того, как она встала из инвалидной коляски, еще долгое время рядом с двумя ногами переступала третья – в виде деревянной трости, обутой в резиновый наконечник.

...Когда хозяйка отправлялась в театр, туфли отдыхали. Все-таки это была удобная обувь, а не какие-то там вычурные шпильки, которые толпились возле хозяйкиных ног в театре, в кафе, на концерте. А не так давно по соседству вновь нарисовались мужские ботинки, но не те, что раньше – с замшевым верхом, а начищенные до блеска, остроносые, большого размера, чуть ли не вдвое больше хозяйских. Они вместе долго мяли траву в городском сквере, топтались у подьезда, потом расстались. Однако в прошлое воскресенье остроносые вернулись, более того, заночевали у них в прихожей...

Вы удивлены, что туфли имеют память? Напрасно. В каком-то смысле они представляют собой одно целое с самой хозяйкой. Так что, если хотите понять женщину, обратите внимание на ее обувь.

Кроме шуток, такой метод даже подтвержден наукой. Кто-то из психологов – наверняка заграничных, якобы доказал, что характер незнакомой женщины можно определить с точностью до девяносто процентов, изучив пару её самой изношенной обуви.

Впрочем, туфли, которые предались вчера воспоминаниям, запросто опровергнут эту теорию. И вот почему. Жизнь человека невозможно втиснуть в рамки закономерности. Она не подвержена алгоритмам. К примеру, психологи-обувщики утверждают, что женщина, уверенная в себе, предпочитает босоножки. А женщины закомплексованные носят туфли с закрытым носком.

А вот и нет! Хозяйка перфорированных туфель была довольно самоуверенной особой, но в первом, студенческом, браке позволила мужу – интерну мединститута провести свою первую самостоятельную операцию по удалению ногтя у себя на большом пальце правой ноги. Тогда это казалось затейливой авантюрой. Тем более, что в операционной начинающий хирург не пожалел анестезии, и жуткую боль пациентка испытала только на следующий день. Он с наслаждением мясника делал ей перевязки и обещал, что скоро у нее вырастет новенький ноготок, лучше прежнего. Однако ноготь, в конце концов, вырос уродливым, свернутым в дугу, будто пережившим грибковую инфекцию.

– Можем сделать повторное удаление, – предложил будущий лузер, но молоденькая пациентка уже тогда училась на собственных ошибках и впредь не доверяла доводам хирургов.

Или вот, к примеру, спецы от психологии пишут, что чисто белую или сплошь черную обувь носят женщины скучные, которые боятся ярких красок во всем... Чушь! Белую обувь любила бабушка нашей героини. Имея дворянское происхождение, она одна на весь поселок городского типа, куда забросила ее судьба в пору расцвета советской власти, надевала туфли-лодочки на каблуке и подкрашивала губы, когда отправлялась в магазин за хлебом. И это в то время, когда все местные женщины шлепали до сельмага в стоптанных тапочках и расхристанном халате с парой оторванных пуговиц внизу подола. Однажды районная потребкооперация разжилась австрийскими сапогами, которые выбросила в свободную продажу по причине их белизны. Непрактичные они для грунтовых дорог и осенней распутицы: здешние женщины носили сапоги исключительно черного или темно-коричневого цвета, а зимой и подавно доставали из чуланов валенки... Пару белых «австрийцев» купила одна только обладательница узкой щиколотки – генетического признака, который так и не стерли сталинские лагеря.

– Люблю белую обувь! – оправдывалась молодая еще бабушка, поймав на себе завистливо-осуждающий взгляд соседской тетки.

Известно ли вам, все, что мы услышали и увидели в детстве, пусть мимолетно, с годами мы слышим и видим только отчетливее?!

Так размышляли старые туф­ли еще вчера, меланхолично покоясь на вытянутых ладонях хозяйки. Она же, по всей вероятности, присматривала место в шкафу для сезонной мужской обуви, но не находила.

А еще туфли помнили, как промокли под весенним… На этом месте хозяйка вздохнула в последний раз, решительно шагнула в сторону порога и, прихватив коробку со старой обувью, спустилась на лифте вниз, к мусорному контейнеру. Из открытого настежь окна второго этажа доносился минорный вокализ – в доме жила  прима местного оперного театра, которая в это время распевалась перед концертом. Старые туфли, оказавшись на дне контейнера, решили, что это и было отпевание.

Татьяна Чинякова.