Танцуй так, как будто

    на тебя никто не смотрит. 

Пой, как будто тебя никто

                               не слышит.

Люби так, как будто тебя 

       никогда не предавали,

И живи так, как будто

                   земля – это рай.

(Марк Твен).

Если  в пять утра в свой выходной день ты стоишь босиком на остывшем за ночь полу и выковыриваешь из виноградин предательски ускользающие зернышки, чтобы ничто ему потом не мешало наслаждаться фруктовым салатом – это любовь. И когда в канун вашей годовщины с двузначной цифрой ты, взобравшись на стремянку, расписываешь зубной пастой старинное, под потолок, трюмо, а часы, отражаясь в самопальных строчках, отбивают полночь – это тоже любовь...

В жизни нет ничего сложного. Это мы сложны. А жизнь проста, и в ней чем проще, тем правильнее.  Знакомый доктор, по счастливому стечению обстоятельств – гинеколог, однажды обмолвился, что человек живет до тех пор, пока способен любить. Дескать, как только эта способность отмирает, отмирает и все остальное. 

Я же считаю, что каждый живет столько, сколько хочет. Моя свекровь, к примеру, ровесница нашему соседу, им по 84 года. Они живут в разных городах, и друг о друге знают только то, что им рассказываю я.

У соседа лет двадцать назад случился обширный инфаркт. Жена дневала и ночевала в больнице и, говорят, она буквально вытащила его с того света. Потом наши визави шумно отпраздновали золотую свадьбу. Иногда я их встречала в парке неподалеку от дома: они шли, как парень с девушкой, держась за руки и, казалось, не замечая никого вокруг. Три года назад, когда в последние дни декабря народ уже закупал мандарины и тащил с базара елки, его Сонечка умерла. Внезапно. Отправилась за новогодними подарками для детей и прямо возле магазина на утоптанном снегу упала. Кто-то кинулся поднимать, думали, поскользнулась, а ее душа в это время уже возносилась на небо. Тромб оторвался – такая вот скорая смерть.

Каждое утро в шесть тридцать, часы можно  сверять, мы слышим, как хлопает соседская дверь – хозяин уходит на работу. Он работает на каком-то заводе инженером по технике безопасности. А я чуть ли не каждое утро мысленно благодарю его начальника, который, похоже, понимает, что именно удерживает  пожилого безопасника по эту сторону света и, вопреки всем современным правилам, не отправляет его на пенсию. Да благословит его Господь!

А вскоре мы заметили, сосед будто начал обратный отсчет: седой, поджарый, он всегда выглядел моложе своих лет, а тут вдруг поменял свои старенькие «Жигули» на иномарку, по воскресеньям теперь отправлялся в парк кататься на лыжах, и я однажды слышала, как он, вызывая лифт, насвистывал какой-то легкомысленный мотивчик.

В прошлом году во время рождественских каникул наш сосед пропал. Я, конечно же, всполошилась, ругала себя за то, что не взяла номер телефона у его сына, по несколько раз на дню выходила на лестничную площадку, чтобы нажать кнопку звонка – никто не отзывался. Через неделю в ответ на один из таких звонков дверь распахнулась, и передо мной предстал улыбающийся сосед, одетый в белоснежную рубашку и самовязанный жилет:

– А мы решили попутешествовать, по Золотому кольцу проехали...

Я так обрадовалась, что он жив, даже не спросила, кто это «мы». Да и не настолько мы  вась-вась с нашим соседом, чтобы задавать такие вопросы. Позже мы с мужем решили, что у него появилась подружка. Судя по всему, такая же одинокая, с такими же счастливыми воспоминаниями о прошлой жизни. И такая же целомудренная...

Одним словом, два-три раза в неделю я своей свекрови ставлю в пример нашего соседа. Выйдя на пенсию «по вредности производства» тридцать лет назад, она еще какое-то время занималась внуком, помогая  дочери. А потом умерла ее приятельница, и наша мама решила, что скоро и за ней придет беззубая с косой. Решила и стала ждать. 

Свила себе гнездо на диване у телевизора, наметила маршрут – кухня, туалет, диван и обратно. Первое время еще выходила к подъезду посидеть на лавочке с такой же, как она, пенсионеркой с верхнего этажа. А когда и той не стало, начала ждать конца вдвое сильнее.

Конечно, какие-то возрастные болячки имеются, у кого их нет? Но самое страшное не это: моя любимая свекровь ведет счет умершим ровесникам. Как бы я ее не веселила: 80-летняя Федосе­ева-Шукшина вышла замуж, Виторган в этом возрасте стал отцом, а 100-летний Зельдин после операции на шейке бедра играл Дон Кихота, она упрямо твердит:

– Мои ровесники все ушли...

«Страх смерти хуже, чем сама смерть», – сказал Джордано Бруно и был прав. А я теперь уже и вслух боюсь произнести: человек сам у себя украл почти тридцать лет драгоценной жизни, которые не вернуть. 

Поистине, время течет слишком медленно для тех, кто ждет, слишком быстро для тех, кто боится, слишком долго для тех, кто скорбит, слишком коротко для тех, кто радуется. Но для тех, кто любит, время останавливается. 

Другая наша соседка преподала урок не хуже. С тонкими, в ниточку, поджатыми губами, выцветшими ресницами, доисторическим пучком на затылке и гладко зачесанными висками, одетая в какой-то бесформенный чехол – я думала, она давно на пенсии. Внезапно у ее мужа заболела мать, и он, оставив городскую квартиру, переехал к ней в деревню – бывают же такие сыновья!

Это только говорят, что в мегаполисе соседи живут разобщенно. А вот и нет! Вскоре по подъезду снизу вверх распространился слух: у Лиды в отсутствие мужа появился «друг». Снизу – потому что через окна первого этажа все подробности личной жизни здешних обитателей видны отчетливее. Мне могли и не говорить, догадалась бы сама. Я встретила Лидию и узнала только по голосу, когда она поздоровалась. Короткая стрижка, мелированные пряди, макияж, яркие туфли на шпильках... Ба, да она красотка! 

Не знаю, может, кто и сочувствовал ее мужу, лично я – всегда за любовь. Тем более, когда  она так преображает человека. Бывшая Лидия теперь прямо-таки излучала свет. Хотелось мимоходом заметить: «Как вам идет этот костюмчик!», – но, не поверите, боялась спугнуть, таким эфемерным казался этот ее новый образ.

А «друг» заезжал за ней по утрам на работу на серебристом авто, и она, молодая, красивая, невесомая, вылетала из подъезда на невидимых крыльях, отрываясь на полметра от земли.

Увы, Лидино счастье оборвалось так же внезапно, как и возникло. Через пару лет муж, оформив все наследственные дела, вернулся в город. А еще через неделю увидев рядом с ним Лидию, я чуть не вскрикнула: морщинистое, как у старухи, потемневшее лицо, невесть откуда взявшийся горб под бесформенным чехлом и совершенно потухшие глаза, которые она стыдливо опускала при виде кого-нибудь из соседей. Время для нее остановилось было и снова пошло. Да как! Боже правый, я не знала, что за одну неделю так возможно постареть...

Вскоре муж Лиды скончался в онкологическом отделении местной больницы, но вдова уже не поднимала головы, а продолжала стремительно угасать на глазах у тех, кто видел ее летающей.

В нашем доме живут обычные люди, но за каждым номером квартиры – захватывающий  роман. Такой вот пронумерованный многотомник. А город весь – библиотека, читай – не хочу! Но я сейчас не об этом. Вчера было вербное воскресенье. Праздник в преддверии Пасхи. И кто-то из соседей, у нас так заведено,  поставил на лестничной площадке между этажами раскладной стол. И скатерть постелили. А кто-то уже накрошил тазик винегрета. Встрепенулась тетя Нина с третьего этажа и к горячей картошке  нарезала кусочками наискосок селедку, присыпав сверху репчатым  лучком. Тут дядя Саша не выдержал, побежал за зеленым луком к азербайджанцам, они на углу дома после зимы открыли овощную палатку. Вернулся не один, а с Масудом: у того в руках пакет с огурцами, помидорами и свежей зеленью...

Ближе к  вечеру те, кто возвращался домой, останавливали лифт на среднем этаже и присоединялись к нашей компании. И сходу подхватывали разговор, тема-то для всех одинаково важная – о люб­ви, о мире, о жизни... 

– Самая большая привилегия, которая дана человеку свыше, – быть причиной добрых перемен в чьей-то жизни, – как всегда сыпал мудрыми цитатами Владислав Алексеевич из 77-й. – Быть счастливым – это не цель и не приобретенное благо, это решение...

А с десятого этажа обещали принести гитару. Приметила, даже Лида приоделась для такого случая. И некое подобие улыбки промелькнуло на ее печальном лице в ответ на Димкину шутку. Или мне показалось?

Татьяна Чинякова. Фото Александра Воложанина.