Любитель нижегородской старины, архитектор Елена Кармазина знает каждый старинный дом в центре города. Сама живет в таком, бережно сохранив архитектуру простого мещанского жилья. Всю свою жизнь вместе со студентами, ее учениками, занимается восстановлением улиц и домов Нижнего Новгорода. Сегодня – страницы ее дневника – об одном строении, украшающем в настоящее время  город и о том, как в далекие девяностые приходилось бороться за каждый дом.

Измерение потерь.

1986 год. Уже пятый год, с мая 1981, я работаю архитектором в ГСНРПМ (Горьковской специальной научно-реставрационной производственной мастерской). Странное время. Всюду звучат пока непонятные еще для нас,  новые словечки: плюрализм, перестройка, гласность…

В квартале улиц Ульянова (Тихоновской), Семашко (Мартыновской), Лядова (Большой Печерской), Провиантской строится комплекс высотных зданий ИПФАН СССР (Института прикладной физики Академии наук СССР) Мощное научное предприятие, возглавляет его всемирно известный академик Андрей Викторович Гапонов-Грехов, седой красавец, перед которым открыты любые министерские двери. 

ИПФАН строится размашисто: сносят все, расчищают территорию.  А между тем – это самый центр города с 765-летней историей. Древние улицы, застроенные роскошными домами XIX века. Здесь жили богатейшие и знатнейшие люди: банкиры, тайные и статские советники, врачи, купцы, композиторы, поэты, художники. Сносят все.

Мне поручают сделать обмеры дома № 31 по улице Лядова, так называемого Дома Граве. Дом – памятник классицизма. Каменный двухэтажный с крестовым мезонином. Таких в городе осталось всего два. Второй попроще, № 28 по ул. Пискунова. И вот этот, великолепный Дом Граве, собираются уничтожить для возведения железобетонной панельной столовой. Заказывают в нашу мастерскую фотофиксацию и обмерные чертежи уничтожаемого памятника. Вот эту работу и начала делать я…

В течение полугода исправно ходим на обмеры. Рисуем, мерзнем, ползая вокруг дома с водяным уровнем и рулеткой… 

Конечно, я не одна тут обмеряю, ходим по трое. Двое на рулетке, третий записывает. Но нервничать, видимо, стала только я: есть распоряжение начать снос. Рабочие разобрали крышу, бензопилой пилят стропила. Я на свой страх и риск начала чертить по обмерам, придумала, как приспособить дом к нуждам ИПФАНа, чтобы «волки были сыты и овцы целы»: просто представить не могла на купеческой улице, среди особняков XIX века панельную безобразную столовку. 

Прихожу на работу и взываю к коллегам: «Как так?! Прекрасный крепкий дом, ни единой трещины, на потолках лепнина, двери филенчатые, паркеты, сводчатый подвал, два огромных балкона, один из которых площадью аж 50 метров. Зачем сносить? Разве нельзя разместить В НЕМ эту чертову столовку? Можно сделать к нему пристрой в стиле улицы вглубь квартала, увеличить площади!» Мне коллеги отвечают: «Отстань! Все давно уже решено!».

Сняли с охраны.

Я перестала спать. Брожу ночью по квартире и чувствую себя так, будто у меня ребенка отнимают, а я ничего сделать не могу. Несколько ночей пробродила, а потом набрала «09», справочную, и попросила дать телефон обкома КПСС. Дали! 

Набираю и в трубку суматошно объясняю: «Вот! Дом-памятник! Сносят. Под панельную столовку...»  Связывают с инструктором по строительству. Кричу ему в трубку то же самое. Он прерывает: «Спасибо за информацию, попробую разобраться».

На следующий день прихожу на обмеры, а Смирнов  из ИПФАНА на меня волком смотрит: «Это не с вашей подачи, мадам, мне из обкома звонят, спрашивают, почему без разрешения на снос памятник разбираю?» 

Пошла в городское Управление культуры к любимой моей Альбертине Васильевне Кессель, инспектору управления, жалуюсь. А она мне: «Это я! Я виновата! Привез М.В. Смирнов из московского Министерства культуры инспектора, повел нас в ресторан, и мы, две дуры, подписали ему бумаги с разрешением снять Дом Граве с гос­охраны». Успокаиваю Альбертину и думаю: «Но ведь снятие памятника с госохраны – это еще не разрешение на его снос!»

Краном-бабой по живому.

На следующий день начальник ОКСа института физики пошел ва-банк: нагнал техники, оцепил территорию забором и приказал сносить дом, пока там «суд да дело». Экскаватор лупит подвешенным на цепи каменным шаром (кран-бабой) стены, они огромными кусками летят на землю, пыль столбом! А перед домом собралась молодежь. Рядом иняз (Лингвис­тический университет), политех (Политехнический университет), историко-филологический факультет Университета им. Лобачевского, Речное училище. Каким-то образом ребята узнали обо всем, что творится, и прибежали памятник спасать. Я притащила на метровом фанерном планшете чертеж со своим проектом «совместимости памятника со столовкой». Стою напротив дома с чертежом, вся в соплях от бессилия. Вместе со мной ревет Валентина Петровна Бузмакова, корреспондент газеты «Ленинская смена». Мальчики из Речного училища пытаются перепрыгнуть через забор и остановить работу экскаватора. Окна первого этажа в доме забиты досками. Я побежала в телефонную будку, набрала номер инструктора обкома КПСС Денисова, кричу ему: «Дом долбят!»

Мне махнул призывно рукой бригадир разрушителей. Подошла. Он спрашивает: «Если уволят, ты меня на работу возьмешь?» «А что такое?» «Видишь, сносят только заднюю часть дома? Это я экскаваторщику сказал, чтобы фасад пока не трогали…» Я бросилась этому рабочему на шею, расцеловала. Сергей Серге­евич его звали, больше ничего не знаю…

Сижу на подоконнике…

На другой день в пять утра я примчалась к Дому Граве, отдирать доски в окнах первого этажа. Это, чтобы можно было внутрь дома пробраться, занять оборону, не дать ломать. Взобралась на второй этаж. Там сохранилась среди развалин большая гостиная.  Слышу, с соседнего корпуса рабочие кричат: «Там, в доме, кто-то бегает!» Я схватила большой кусок водопроводной трубы:  с трубой они меня в дверной проем не вытащат…

Вдруг передо мной – трое рабочих! «Ой, – говорят, – она с трубой!  Сумасшедшая, наверное. Давай ее тут закроем, пусть сидит дура». И заколотили двери гвоздями!  

Прошло полчаса. Слышу, пришел прораб: «Вы что, идиоты? Зачем ее там заперли? Я же не могу дом сносить, пока она там сидит». А я сижу на подоконнике: за спиной пропасть (второй этаж), в одной руке труба, в другой газовый ключ.  «Да, – говорю, – я ненормальная. Но знаю, как зовут вас, прораб Михаил Николаевич Сочнев. Ведите меня в психушку». Он посмотрел на меня и... увел рабочих.

Ко мне поднялся молодой круглолицый милиционер: «Что делаете?» «Памятник от сноса охраняю! Принесете мне разрешение на снос, я отсюда уйду», – и протягиваю ему удостоверение архитектора реставрационной мас­терской. 

Я-то знаю, что разрешения на снос НЕТ! Он ушел, через некоторое время возвращается, отдает мне честь: «Я думаю, вы победите!»

Угроза прогула.

Появились еще два господина с фотоаппаратами: «Сейчас мы сделаем ее «фотографию рабочего дня». Успокоилась, когда снизу закричала моя коллега, Ирина Агафонова: «Лена, как ты там?», я ей: «Меня фотографируют, хотят на работу фото послать!» Ирина ушла, через час появилась и кричит мне: «Ты – в административном отпуске». А в отпуске я могу на каком угодно подоконнике сидеть.

Добрые люди принесли батон и бутылку молока.  Пришел тот самый прораб:  «Я тебе пирожков купил!»

Время идет. Дом не сносят. Замерзаю: сквозняк. Начала, чтобы согреться, чистить помещение, выбрасывать в окно горы мусора, валяющегося на полу. Сочнев прислал мне в помощь рабочего. Вместе с ним мусор выбрасываем. Согрелась.

Коллеги оценили.

Дом, что напротив, негласно называется «Дом политкаторжан». В нем живет историк-крае­вед Игорь Александрович Кирьянов. Он записал в своих заметках хронику наших событий и приписал: «Слава Лене Кармазиной!»

Валя Бузмакова кричит: «Что дурака валяешь! Пиши статью!» Передала мне на веревочке бумагу, карандаш. Валя потом опубликовала. Должна где-то храниться в архивах эта газета – «Ленинская смена» за 14 марта 1986 года.

Опять пришел прораб Сочнев: «Иди ко мне работать! Мне такие нужны!» Я улыбнулась и подумала: «Дорогого стоит такое вот приглашение».

 …Снос остановили. Обком партии приказал разработать альтернативный проект. Дали на это месяц.

Из любви к городу.

Месяц архитекторы в разных мастерских бесплатно, «за интерес» рисовали варианты столовки. Чертили панорамы, пытались вписаться в историческую улицу, сохраняя остатки Дома Граве. Мне разрешили работать в «Гражданпроекте», предупредили охранников, чтобы пускали… Чертила фасад Дома Граве. Скрупулезная работа. По единственной, мелкой фотографии пыталась воссоздать прежний, подлинный облик здания. Это сейчас чертят на компьютере. А тогда – все вручную! 

Вот тогда все и началось: мы поняли, что МОЖЕМ! Можем сохранить историческую застройку. Выступаю перед маститыми учеными института. Предлагаю в Доме Граве сделать презентабельное молодежное кафе (ведь у вас много талантливой молодежи) и пристроить к нему кирпичную, стилизованную, с историческими фасадами, большую столовую. 

Биография памятника.

Дом Граве законсервировали: соединили с этой новой столовой, как я и предлагала, слепили кое-какую крышу, залатали разбитую стену, провели заново коммуникации. За год я доделала проект реставрации памятника. Все детали, разрезы, планы оставшейся после долбежки части. Очень долго работала в архиве. Там искал хоть какие-то документы и наш историк Алексей Давыдов: тщетно! Не было никаких материалов по дому поэта Граве… Начала выбирать все подряд по улице Лядова. Совсем другие выплывают владельцы. Решила залезть в совсем незнакомый фонд, 682-й, нотариальный. И там, по наитию, купчая: Екатерина Ивановна Круглова приобретает у Василия Васильевича Корвин-Круковского каменный с мезонином дом на Большой Печерской улице, фонд 682, опись 751, дело 9. 1869 год. Внезапно соображаю: Екатерина Круглова – может, жена поэта Леонида Григорьевича Граве! Далее, в других документах она так и значится: Граве Екатерина Ивановна. С этой замечательной купчей начинает разматываться вся цепь владельцев! 

Екатерина Ивановна Круглова продает дом Федору Бологовскому, он недолго им владел, и в 1884 году передал его санитарному врачу Семену Зененко, чей герб  со змеей – буквой «З» и сейчас украшает  фасад. Владел домом медик семь лет, и за это время расширил усадьбу, капитально перестроил главное здание,  возвел новые флигели.

19 февраля 1891 года Зененко перепродал всю усадьбу Николаю Александровичу Смирнову, директору  Николаевского городского общественного банка.

Помогли старожилы.

Не помню уже, кто, но шепнули мне, что на улице Краснофлотской (теперь опять по-старому – Ильинской) живет внучка Николая Александровича Смирнова, Вера Дмитриевна.Узнала ее телефон, напросилась в гости. Ох, сколько  она мне порассказала. Достала фотографии, познакомила со своим братом, Николаем Дмитриевичем, он тоже мне много фотографий показал и даже подарил. Очень эти фотографии мне пригодились! Столько деталей фасадов и интерьеров удалось разглядеть и потом использовать в чертежах. 

У Николая Александровича Смирнова было пятеро детей. Один из них, Дмитрий Николаевич Смирнов, стал потом знаменитым нижегородским писателем-краеведом. Он – автор книг «Жизнь и быт нижегородцев XVII-XVIII века» и «Жизнь и быт нижегородцев XVIII-XIX века».