«Елена». Россия, 2011. Режиссер Андрей Звягинцев. В ролях: Андрей Смирнов, Надежда Маркина, Елена Лядова, Алексей Розин.
Бой миров, любовь и кровь
Два человека живут в одном доме и в разных реальностях. Один видит мир через стекло дорогого автомобиля, другая — из электрички. Больница — единственно возможное место встречи старого богача и немолодой медсестры, ставших мужем и женой. У обоих есть дети, очень разные. Вроде бы героев связывает любовь, но в итоге побеждает кровь, даже несмотря на то, что родственные узы разорваны и детей с родителями единит лишь нужда в деньгах. С Богом связь утеряна напрочь — в церковь героиня приходит, как в магазин.
Простого российского зрителя фильм, получивший спецприз Канн, не ошеломит: мол, и чего мы здесь не видели, на экране всего лишь кусок нашей обыденности. Автор титулованных «Возвращения» и «Изгнания» и правда снял свою самую жизненную историю, однако
Камере Звягинцев доверяет больше, чем ножницам. Кадры сменяются неспешно, как строки гекзаметра, и каждый держится на экране долго. Если мелькает убитая белая лошадь, меркнет свет или возникает икона, смотрите внимательно, потому что все небессмысленно. Но помимо аллюзий, символов и метафор в фильме полно примет времени и места. Так, фоном происходящему служат программы Первого канала: телевизор становится не только свидетелем, но как бы и соучастником духовной гибели героев.
Классовое и классическое
По словам режиссера, на Западе фильм прочитывают в том числе и как историю «классовой борьбы в России». Однако в «Елене» бедные — это плебс, ничего не желающий делать, а образованные люди — богатые. Это чисто европейская расстановка, которая к нам неприменима. Но поскольку в фильме так пустынно и вольготно, что можно толковать его как заблагорассудится, то стоит нафантазировать, что дочь героя — это погрязшая в своей зауми Европа, пресыщенная, не видящая смысла жизни, не имеющая любви. А дети Елены — безалаберный «третий мир», плодящийся и вытесняющий «белую» цивилизацию.
Звягинцев мыслит универсальными сюжетами и снимает, как иностранец, — он почти без акцента разговаривает на европейском киноязыке. Радостно за самого режиссера, получающего заморские премии, но совсем не радостно за страну, которую он представляет, ибо особенно русского Звягинцев не транслирует за рубеж ничего. И уж точно — ничего хорошего. Наказания за преступлением, вопреки русской классической традиции, не следует. Он пережевывает, пусть с чувством и с толком, некий усредненный мировой опыт. Россия же в его картинах ничем его не обогащает и никак ему не противоречит — она покорно укладывается в прокрустово ложе общеевропейской судьбы.