В годы молодости, когда я начинал писать о театре, я боялся дружить с актерами.
По одной-единственной причине: когда с кем-то водишь приятельские отношения, то рука уж не поворачивается писать об этом актере как-то иначе, чем замечательный, прекрасный, поразительный и т.д. По этой же самой причине я долгие годы не знал ничего из закулисных тайн: ни кто на ком женат, ни кто ходит в любимчиках такого-то режиссера, ни почему кого-то обходят званиями и ролями, а на кого-то они сыплются как из рога изобилия. Не знал, и все тут. Поэтому аж до начала перестроечных лет актер ТЮЗа Миша Горшков и руководительница детско-юношеской театральной студии Вера Горшкова у меня "числились" как однофамильцы, а вовсе не члены одной семьи.
Когда же очевидная ситуация раскрылась для меня, я понял, что без понимания взаимовлияний в этой театральной паре в них просто не разобраться.
Мне кажется, у Миши, Михаила Степановича по-нынешнему, была такая актерская особенность: он уходил в роль полностью и без остатка, он растворялся в ней, как сахар в чае. Кто-то называет подобное органикой. Сейчас не берусь судить. Горшковские тюзовские создания покоряли смешением наивности, веры, а в поведении - умением не дать в обиду, постоять за тех, кто рядом. Горшков-актер словно игнорировал какие-то конфликты мира и воспарение духа, его герои - ребята с нашего двора - умные, прямые, выносливые, обаятельные. Он пришел в ТЮЗ и обрек себя на амплуа простого парня, или добродушного волка (все-таки детский театр), или добросовестнейшего Деда Мороза. Это не потому, что ничего другого он не умел, просто все знали, что Миша делает это безотказно и при полном сочувствии публики. Чего же еще?
Иногда ему везло. Легендарный ТЮЗ семидесятых начинался с легендарных "Трех мушкетеров". Михаил Горшков в нем был Арамисом, шпагонепробиваемым и надежным другоммушкетером. Мушкетерская форма была ему к лицу, а чувствовал в ней он себя свободно и легко. Это была его игра по самому что ни на есть характеру: один за всех, и все за одного. Он еще потом не раз почувствует попадание в актерскую десятку, но обязанности однажды найденного амплуа, я думаю, со временем начинали томить и беспокоить. Это пони бегает по кругу, а актеру выбиться из него ой как нелегко.
И вот новое амплуа для Михаила Степановича отыскала... его жена, Вера Александровна. Она через всю свою жизнь несла идею своего детского театра и вот в какойто момент, предполагаю, поняла, что рассчитывать на помощь и ждать решающей поддержки она может только от мужа с его мушкетерским характером и прошлым. Когда они ходили по недостроенному зданию Дома бракосочетаний на своем Мещерском озере и Горшков объяснял: "Здесь у нас будет фойе, а здесь зрительный зал...", то Горшкова верила и не верила. Предстояло пройти через такие испытания, сложности, переустройства, что и человеку с огромным опытом организации театрального дела и дома, пришлось бы нелегко. А здесь Миша, только что оперившийся из актера в директора новоявленного театрастудии. Жизнь прожить - не спектакль про мушкетеров сыграть.
Хотя как знать. Характер и мушкетерская закалка делали свое дело. Михаил Степанович упорно учился вести театральное хозяйство. Если он "пристраивался" к какойнибудь задаче - сменить кресла-скамьи в зрительном зале, отремонтировать то-то и то-то, то, как правило, своего добивался. И свое актерское прошлое он никогда не забывает, поэтому ошибаться может, горячиться тоже, но обижать актера, сотрудников театра - никогда. Один за всех.
Однажды я пришел в театр "Вера" в какой-то неурочный час - что-то отменилось, кто-то опоздал. Горшкова застал за "директорским" делом, он поливал маленькие деревца, рассаженные детьми вокруг здания театра. Я заметил по этому поводу что-то ироничное о будущем саде, а он мне ответил то, что в общем-то часто говорит, разными словами только. И звучит это примерно так: - А кому я на фиг нужен без этих деревьев, без моего ТЮЗа, которому отдал лучшие годы? Без нашего с тобой поколения, без наших песен, без наших пьес, без детей, без этого вот театра? А никому! Вот если что-то успею сделать, значит, в чьей-то памяти задержусь. Недавно сей монолог Миша дополнил совершенно конкретным текстом (неужели близость 60-летнего юбилея подвигла его на признание в таком роде?): - Денег в театре поднакопил - провел размежевание территории вокруг театра. Финансирование обещают твердо. К 2010 году будет у нас готов пристрой с замечательным зрительским залом мест на 300. Сюда столько детишек еще придет. Ну, а я уйду на пенсию. Надо присматриваться, кому дела передавать...
Ну это мы еще посмотрим.
Все правильно. Это первая книга называется "Три мушкетера". А все, что двадцать и десять лет спустя, это тоже надо, Миша, Михаил Степанович, прожить. Ну а как иначе? Все за одного.