В Нижнем Новгороде в рамках программы "Окно в Литву" прошли гастроли театра Оскараса Коршуноваса - режиссера, чьи спектакли в Европе и Америке, по выражению одного издания, "расхватывают как горячие пирожки".
Цены на билеты, надо заметить, были вполне европейскими. Спектакли игрались на литовском языке, хотя два из трех поставлены по произведениям российских авторов. Поэтому немногочисленным зрителям, пришедшим в драмтеатр, приходилось вооружаться наушниками, что доставляло немало неудобств.

Зависеть от царя, зависеть от народа...

Аншлаговым спектаклем стала постановка не самого Оскараса Коршуноваса. Пьеса "Встреча" - вполне традиционный бенефис двух выдающихся актеров - Донатаса Баниониса и Регимантаса Адомайтиса. Ее поставил Раймондас Банионис - сын артиста. Банионис-старший играет в спектакле Баха, которого принимает у себя в гостях Гендель (Адомайтис). В реальности этой встречи не было - два немецких композиторасовременника существовали параллельно, но автору пьесы Паулю Барцу она понадобилась, чтобы столкнуть лицом к лицу два ярких творческих типа. Гендель сильно заботится об "имидже" и славе, хорошо чувствует конъюнктуру, владеет светскими манерами, он успешен и заносчив, но одинок.
Бах беден как церковная мышь, чужд позерства, многодетен, устал и поначалу выглядит почти жалким. Первый акт "Встречи" довольно скучен - в нем лишь обозначены характеры, а вот в полную силу они раскрываются во второй части спектакля. Именно тогда выявляется, насколько несчастен первый и велик второй и насколько уже далеко не молодые литовские "звезды" - блестящие артисты... И еще то, что "Встреча" - это не история Моцарта и Сальери: здесь завидует не только Гендель Баху, но и Бах в горячую минуту признается, что завидует Генделю - его прижизненной признанности и земному благополучию.

Не быть

Эксцентричный трагифарс братьев Пресняковых "Изображая жертву", многократно поставленный в театрах и замечательно экранизированный Кириллом Серебренниковым, интересен своей симптоматичностью. Это диагноз если не времени, то значительной части его героев, грубо говоря "потерянному поколению".
Заболевание выявлено через почти гамлетовский сюжет, где классический герой мутировал: тридцатилетний гамлет-Валя выбрал для себя "не быть". Он боится воды, высоты, смерти и при этом ловит кайф от балансирования на краю и первого, и второго, и третьего. Действие разворачивается между черным полотном на заднике, которое затягивает в себя всех "жертв", и краем помоста (дальше некуда). Другие образы-знаки спектакля - дверь и окно, непредсказуемо захлопывающееся от сквозняка. Одна из жертв пьесы нелепо погибла от последнего, судя по показаниям ее мужа на следственном эксперименте, где Валя, собственно, и изображает жертв. Но правда ли это, так навсегда и останется тайной под темной водой. Как и то, от чего умер отец Вали.
Его тень возникает то тут, то там, иногда в обличье черта, подталкивающего героя к краю. Динамику задают "арии" героев в ритме рокапопса. И вообще все вокруг видится Вале дурным детсадовским маскарадом: женщины в чудовищных нарядах, дутые игрушки, ряженые самураи. Зов отца (детства) оказывается самым настоящим в этом бутафорском мире. Так и не стал Валя взрослым, как официантка, изображающая гейшу, не научилась ходить на высоких платформах. Кто-то ошибся в его "приготовлении", так что он начал выделять яд, как та японская рыба, что приготовил дилетант. И небытие насадило его на свои "палочки".

Они русский не говорят

Современная драма - стихия Коршуноваса. Ее режиссер переводит на театральный язык адекватно и интересно. А вот его "трактовки" классики больше похожи на подминание последней под себя. В одном интервью он посетовал, что театр - консервативное место, куда приходят увидеть и услышать то, что хотят увидеть и услышать. Ну, в общем, действительно: если на афише написано "Булгаков", хочется видеть Булгакова...
Режиссер говорит, что поставить "Мастера и Маргариту" было его мечтой. "Намечтал" он почти на 4 часа действа. В течение всего этого времени фонтан режиссерской фантазии не иссякает. То Воланд, Бегемот и Коровьев предстанут в образе "троицы" Ленина, Маркса, Энгельса. То актеры одной своей пластикой изобразят мчащийся по ухабистой русской дороге грузовик (уморительно!). Ирония выскакивает из-за каждого поворота, как вездесущая и неисстребимая Аннушка или пронырливый котяра (у Бегемота никаких хвостов и шуб, но образ изящнейший). Полет Маргариты происходит на фоне экрана, где проносятся топи, болота, леса. А потом ее засасывает некая экранная черная дыра, оказывающаяся... стоком в раковине. Мастер восстает буквально из груды пепла. Не говорю уже про часовой бал сатаны, устроенный театром теней, описывать все подробности которого не стоит...
Театр теней - образ концептуальный.
Именно тенями, порожденными больным воображением не то Бездомного, не то Мастера - обитателей психушки, оказываются все герои потустороннего мира. В их числе - Иешуа Га-Ноцри. Такова "трактовка" режиссера: мир за гранью материального не более чем тень этого мира, а потому Мастер и Маргарита в финале так и остаются мертвыми.
На сцене образов столько, сколько шестеренок в механизме. Они не продиктованы естеством, а сконструированы из мыслей, из идей, и в этом плане спектакль типично европейский. Причем актеры "крутят" эти шестеренки невероятно технично, мастерски.
Но ни один образ не помогает вскрыть сути того, что написано у Булгакова. Как бы ни относиться к роману писателя, его текст выстрадан и энергетичен. А вот в спектакле булгаковские слова не резонируют, они неузнаваемы, пусты, обесточены...
Бывают чудо-спектакли. Это когда на сцене вроде бы нет ничего особенного, но - "цепляет", выражаясь языком братьев Пресняковых. А вот постановки Коршуноваса кажутся "анти-чудом": все есть, все по отдельности очень интересно, а вкупе - скучно.
А потому во время показа и "Жертвы", и "Мастера" изначально полупустой зал на втором акте опустошался уже до неприличия.
И если в первом случае такой исход можно списать на нелояльность нижегородцев к современной драме, то во втором - виноват явно не Булгаков.
Ольга ГОРНОВА.