Мужчина велик в земле и в веках, но каждая йота его величия выросла из женщины.
Уолт Уитмен, американский поэт.

Пролог

Вот уже два месяца она звонит в редакцию по пятницам с одной и той же просьбой: - Я хочу вам рассказать свою историю...
Понимаю, что оставлять без внимания такой порыв неблагородно, но суета рабочих наших будней, как бурлящий по весне поток, уносит меня все дальше и дальше, не оставляя места для лирики. То срочное задание, то очень важное интервью, то необходимость вмешаться в начавшийся судебный процесс... Возможно, эта наша встреча еще не раз откладывалась бы по весьма уважительным причинам, но вчера она позвонила с утра. Похоже, она плакала, я не сразу узнала ее ставший привычным голос:
- У меня остался последний шанс. Надо срочно встретиться!
...Едва за ней закрылась дверь кабинета, когда она вошла, а я уже поняла - так выглядит отчаяние. Невысокого роста миловидная темноволосая женщина, не по возрасту стильно, но дорого одетая, на левой руке обручальное кольцо. Такая решительная по телефону, она тем не менее выглядела теперь смущенной в нашей казенной обстановке. И глаза - с ума сойти, вместе с отчаянием в них было столько боли! - горели, как две воспаленные звезды.
- Светлана Ивановна, - представилась она, подвинув стул ближе к столу. - Извините, что отрываю вас от дел.
О, сколько историй довелось мне выслушать за долгие годы журналистской практики! Драматичных, трагических, пошлых, скандальных, сугубо производственных... Эта история была о любви.

Исповедь

- Мы познакомились год назад, случайно, вскоре после того, как я развелась с мужем. Наш затянувшийся, но заведомо обреченный брак был, что называется, браком по расчету. Мою молодость и красоту с лихвой компенсировали его финансы. Извините, но по нынешним временам такое случается часто. Кроме того, без помощи мужа я не смогла бы вырастить и выучить свою дочь. А когда дочь выросла и вышла замуж, необходимость соблюдать видимость семейного благополучия отпала сама собой. Как застарелая болячка. И расстались мы без страстей и взаимных претензий, спокойно и безболезненно, как и сошлись в свое время.
В процессе оформления всевозможных бракоразводных документов я и попала на прием к Михаилу Петровичу, назовем его так. Довольно строгий, но ничем особо не приметный мужчина лет пятидесяти - обыкновенный на первый взгляд чиновник. Только рукопожатие его, когда прощались, оказалось несколько крепче обычного, да взгляд проникновеннее и острее.
А потом он мне позвонил и, явно робея, поздравил с праздником 8 Марта - надвигалась весна 2003 года. Предложил встретиться, благо повод нашелся. Сначала отказывалась, а потом, вспомнив, что я отныне женщина свободная, согласилась. И это было ни к чему не обязывающее полуделовое свидание. Он, как бы между прочим, рассказывал о себе, о своей семье, я - о себе. Это был диалог двух взрослых людей, серьезных и ответственных, немало переживших и потерявших, многократно разочарованных, но, как выяснилось, не потерявших надежду испытать в этой беспросветной рутине еще один, последний, быть может, живой всплеск. И, что самое неожиданное, несмотря на все отличия, говорили мы на одном языке, хорошо понимая и чувствуя друг друга, как будто сто лет были знакомы. Я это называю - быть одной крови. Однако, привыкшая властвовать над мужчинами, я рядом с ним, мужественным, всесильным, впервые хотела чувствовать себя беззащитной, слабой и наивной. А он еще с той, первой нашей встречи говорил, что всегда боялся умных женщин. Я только однажды возразила:
- Бояться надо глупых, которые не умеют терпеть, но умеют требовать. Это глупая расскажет о своем романе сначала всем сослуживицам, а потом твоей жене. Умная доверит свое сердце только тебе одному...
Как вы уже поняли, Михаил Петрович женатый человек. У него прекрасная жена и взрослые дети. Просто-напросто, уж не знаю, понимал он это или нет, любовь, даже самая взаимная и счастливая, рано или поздно изживает себя. Их любви было около тридцати лет. И жена, судя по всему, уже давно его воспринимала как некий бытовой атрибут. Как старый электрический чайник, например. Без него ни чаю попить, ни гостей принять... То, что недополучал он дома тепла, было понятно сразу. И встречались мы в коротких паузах между семьей и работой, как правило, только тогда, когда доставала его эта жизнь до самых печенок. Я знала, что была для него настоящей отдушиной, глотком воздуха, маленьким островом в океане забот и проблем, где ему не задают вопросов, не предъявляют претензий, где ему всегда рады и всегда принимают таким, какой он есть. Лишь однажды в ответ на его вопрос: "Как дела?" - я посетовала на свои собственные проблемы. Но он прервал меня довольно резко, давая понять, что не за этим приезжает ко мне. Лишь однажды я попросила его о какой-то мелочи, а он пообещал помочь, но больше к этой теме не возвращался, точно так же давая понять, что для этого у него есть другая женщина - жена. Случалось, уставший и загнанный, он звонил среди ночи и, будучи абсолютно уверенным, что я одна и жду этого его звонка, в очередной раз изливал душу, получая взамен тепло, понимание и любовь.
Конечно же, у меня были знакомые мужчины, которые ухаживали за мной, не раз за это время мне предлагали выйти замуж, но уже тогда, поняв, что люблю этого человека, ни о ком другом я и думать не могла. Естественно, у меня не было никаких шансов (а он мне никогда ничего и не обещал), но то, что я имела - наши редкие и неожиданные встречи, - делало меня счастливой. Да-да, не удивляйтесь, и в моем возрасте такое бывает. Мне действительно ничего от него не надо - был бы здоров, жил бы долго и счастливо. Все остальное я имела.
Постепенно я стала понимать, что он иначе воспринимает наш странный роман. Он, вероятно, считал, что не от женской мудрости, не от бескорыстной своей любви я веду себя столь безропотно. В самом деле, дама, которой уже за сорок, одна-одинешенька, никому, кроме него, не нужная, - она должна быть признательна мужчине даже за такое скудное внимание. А внимание действительно было, мягко говоря, скудным - ни цветов, ни подарков, ни пылких признаний, которые полагаются в подобных случаях, здесь не присутствовало. Стыдно признаться, подарки дарила ему я сама, получая от этого невероятное удовольствие. Обидно, конечно, но мирилась - уж такой у него характер. Зато он настоящий мужчина, и, когда я оказывалась рядом с ним, я ощущала его силу, ум, его величие перед собой, маленькой и никчемной. И каждое его доброе слово воспринимала как награду.
Меня прорвало, когда он забыл поздравить меня с днем рождения. Еще бы чуть-чуть, я и это ему простила бы. Но он позвонил позже и не в самое лучшее время - у меня тогда случилась беда. Ни слова не говоря о свалившемся на меня несчастье - мне ведь не велено было жаловаться, - я разговаривала с ним холодно, без обычной радости. А в довершение всего - конечно, мне тогда было очень обидно и больно - язвительно произнесла чужую, но, как мне казалось в тот момент, нужную фразу. О том, что сердце любящей женщины - храм, где подчас царит глиняный идол.
Язык мой - враг мой, эта фраза оказалась для меня роковой. Остров перестал быть островом. На этот раз Михаил Петрович получил такой же упрек, только, может, более изящный, какие он пачками получает у себя дома. Поняв, что я раз и навсегда подписала себе приговор, я потом пыталась перезвонить. Но прокричав несколько раз "алло, алло", будто ошиблись номером, он положил трубку. Как я понимаю, навсегда.
Я приехала к вам из больницы, отпросилась на пару часов. Завтра в десять ноль-ноль уже буду на операционном столе - мне предстоит очень серьезная операция. Как на грех, накануне приснился дурацкий сон: будто я не проснулась после наркоза. Я очень боюсь этой операции. Не умереть боюсь, а боюсь, что в случае чего не успею ему сказать, что очень его люблю. Так, как, верно, никто и никогда его не любил. У меня никого нет родных, дочь с зятем живут в другом городе, прошу вас, вот его служебный телефон. Если от меня не будет вестей, позвоните ему, пожалуйста. Он должен еще раз услышать, что он самый лучший мужчина на свете. А если увидите, передайте ему вот это. Она протянула руку и разжала кулачок, не по-взрослому маленький, как у ребенка. На ладошке лежали два ссохшихся желудя.
- Это единственная память о нем. Однажды, гуляя по лесу вместе со мной, он зачем-то подобрал их с земли и хотел было выбросить. А я как чувствовала, что других подарков не будет, попросила отдать эти желуди мне. Весь этот год я их хранила, как самое дорогое, что у меня есть...

Эпилог?

Поистине, у женщины - все сердце, даже голова.
Бог мой, Стефан Цвейг, незабвенный автор "Письма незнакомки", должно быть, перевернулся в гробу! А я всю ночь не могла уснуть. Ведь сегодня утром яркий свет ламп в операционной ослепит мою вчерашнюю гостью и она, окунувшись во тьму, окажется на той тонкой грани между жизнью и смертью, переступить которую проще простого. И тогда свершится еще одна великая несправедливость.
Светлана Ивановна, конечно же, проснется после наркоза. Я так говорю не потому, что беззаветно верю в отечественную медицину. Я верю во Всевышнего, которого целую ночь молила, как умела, о том, чтобы он не оставлял ее, самую несчастную и самую счастливую из женщин. И тогда я смогу возвратить ей данное мне на хранение сокровище - два прошлогодних желудя.
Татьяна ЧИНЯКОВА. Тел. 419-67-79.