Что день грядущий нам готовит…
- Люба, рубашку! - нетерпеливо скомандовал Вадим, выходя из ванной комнаты. Он, как всегда, опаздывал на работу и потому заметно нервничал. Принимая из рук жены свежевыглаженную сорочку, недовольно поморщился:
- Я же просил голубую… А-а, черт, сойдет и эта!
И уже за завтраком, аккуратно пережевывая бифштекс, все же высказал:
- Сколько раз я тебе говорил, рубашка должна быть готова с вечера, устраиваешь тут по утрам суету…
Любаша виновато чмокнула мужа в макушку. Она знала, Вадик не любил нежностей и частенько его так целовала, когда он был занят трапезой и не мог увернуться:
- Не сердись, милый…
Одной рукой закрывая за ним дверь, другой она уже развязывала тесемки передника, стремглав неслась в кухню, гремела посудой в раковине, попутно доедая бутерброд. Остывшие за ночь кастрюлю с борщом и сотейник с тушеным мясом она сунула в холодильник и помчалась на работу.
Эту привычку - готовить обед с вечера - она приобрела еще в первый год замужества. Приходя с работы, Вадик обычно требовал внимания, и она частенько вставала к плите, когда он уже засыпал. Спал он крепко, поэтому не слышал, как гудит стиральная машина, как плещется вода в ванной, как уставшая вдрабадан Любаша, стараясь его не потревожить, ложилась в постель далеко за полночь. Однажды она не выдержала:
- Вадик, я ничего не успеваю, у меня работа и дома еще куча дел - готовка, уборка, стирка, глажка, магазины… Может, поручим тебе тоже какую-нибудь домашнюю обязанность, - полушутя спрашивала она мужа.
- Может, мне еще и за продуктами сходить? - Вадик, похоже, обиделся.
"Да-а, за продуктами - это слишком", - подумала Любаша.
- А давай ты будешь мусор выносить? - она жалобно, снизу вверх, заглянула в его глаза… Муж сказал как отрезал:
- Все женщины успевают, а она, видишь ли, не успевает!
Получив столь решительный отпор, Любаша решила обратиться в вышестоящую инстанцию. В смысле - пожаловаться свекрови…
Мама Вадика была женщина властная и жесткая, но Любашу она, кажется, любила. По крайней мере, организовав в свое время целый ряд довольно-таки скандальных мероприятий, направленных против женитьбы сына, она восприняла свое поражение достойно:
- Что ж, - сказала она, встретив их на пороге, когда они, счастливые, пришли из загса, - кого любит мой сын, того и я буду любить!
И вот, вспомнив это ее обещание, Любаша вознамерилась поговорить с ней доверительно, как женщина с женщиной. Свекровь всю жизнь была домохозяйкой при муже - военном летчике и всегда с пафосом говорила:
- Моя профессия - ждать мужа! И еще при этом непременно спрашивала у собеседника:
- А вы знаете, что труд домохозяйки приравнивается к труду шахтера?
Ну, шахтер шахтера всегда поймет, наивно полагала Любаша, набирая знакомый номер. Тем более что у второго шахтера была еще одна дополнительная профессия - Любаша на тот момент преподавала иностранный язык в школе…
- Он у меня кандидат наук, - гордо произнесла Аделаида Витольдовна, выслушав Любашины претензии, - а ты хочешь, чтобы он с мусорным ведром бегал? Ты бы лучше внука мне родила, пятый год живете…
- Но я ведь тоже скоро кандидатскую сдаю, - начала было мямлить Любаша, но свекровь повесила трубку.
Конечно, насчет внука она была права: с внуком у Любаши не получалось. И по этой причине тоже вопрос о распределении домашних обязанностей Любаша больше никогда не поднимала. Даже тогда, когда Любашина мама лежала с инфарктом в больнице и Любаше было особенно трудно разрываться между работой, домом и больницей.
Утром, после бессонной ночи, просидев в невероятной позе воробушка на краешке кровати, она сдавала дежурство отцу и летела домой кормить Вадика. Потом летела на работу, а после работы - опять домой, чтобы приготовить ужин и обед на завтра для Вадика, сварить куриный бульон для мамы и, нагрузившись термосками и баночками, снова летела в больницу. В один из этих сумасшедших вихрей Любаша, мимоходом услышав звонок, схватила телефонную трубку. Звонила свекровь:
- Мне кажется, Любочка, ты его недокармливаешь, - без предисловия изрекла Аделаида Витольдовна. - Он вчера заходил, смотрю - вроде похудел…
Любаша, которая не поспевала ушивать свои юбчонки и джинсики, так стремительно таяла и без того не дородная ее фигура от извечного недосыпа и нервотрепки, молча сползла по стене на пол и беззвучно заплакала.
Идеальная пара
Не зря говорят, что во всякой любви один целует, а другой - подставляет щеку для поцелуя. Один любит, другой позволяет себя любить. В семье Рябикиных до поры до времени разыгрывался именно этот сценарий. Любаша души не чаяла в своем муже Вадике, а тот снисходительно принимал ее обожание, равно как и ее ежесекундную заботу о нем, и все ее большие и малые жертвы, бессчетно приносимые на алтарь их супружеского счастья. Все, кто хоть немного был с ними знаком, неизменно называли их идеальной парой. Высокий статный Вадим, красавец-мужчина, без пяти минут доктор наук, настоящий полковник, и большеглазая, с ямочками на щеках девочка-Дюймовочка Любаша, преподаватель университета. И хотя Любаша была почти на десять лет моложе Вадима, она производила впечатление женщины если не мудрой, то очень умненькой...
И только единственная подруга Любаши, Светка, как-то вмешалась:
- Не понимаю, как ты с ним живешь, он же тебя заездил?
- Он любит меня, - тихо сказала Любаша.
Светка пожала плечами:
- Но странною любовью…
Портмоне с тигром
Однажды Любаша увидела у мужа новое портмоне - из тончайшей выделки кожи, с золотым тиснением в виде тигра. Надо сказать, Вадик обожал красивые вещи. И, кажется, не будь Любаша красивой женщиной, все ее домостроевские таланты в его глазах не стоили бы и ломаного гроша…
- Ой, какая прелесть! Мне тоже такое хочется, - Любаша вертела в руках мужнино портмоне, которое, как на грех, походило больше на женское, чем на мужское. Вадик довольно засмеялся, забирая у нее вещицу:
- Хочется - перехочется!
А спустя несколько дней, когда она задержалась на работе - принимала зачет у студентов, - Вадик встретил ее на пороге квартиры свирепее тигра. Кулаки сжаты, тонкие, в ниточку, губы дрожат, на скулах ходуном ходят желваки и глаза - они прямо-таки налились кровью… Таким Любаша его еще никогда не видела.
- Ты украла мое портмоне? - грозно спросил он.
Любаша растерянно улыбнулась:
- Ты что, Вадик? Что ты такое говоришь? Я не брала твое портмоне, - залепетала она, дрожащими руками пытаясь расстегнуть пуговицу пальто.
- Врешь, это ты украла! Ты сама говорила, что тебе такое хочется!
В доказательство он шагнул в комнату, зло дернул ящик письменного стола:
- Вчера оно было здесь, кроме тебя никто взять не может!
До Любаши постепенно доходил смысл происходящего:
- Вадик, как ты можешь не верить, ведь я твоя жена? Я не могу тебе врать! Ведь ты же меня любишь! Ведь я же тебя люблю! Вадик, так нельзя!..
Обычно терпеливая и тихая, Любаша топала ногами и кричала, заходясь в истерике:
- Как ты можешь не верить мне?!
Не обращая внимания на ее слезы, Вадик так же зло вытолкал ее на кухню, с силой захлопнув за ней дверь.
Любаша рыдала больше часа. Но постепенно и слезы кончались. Накапав себе валерьянки, она еще немного повсхлипывала и поплелась к Вадиму в комнату. "В семейной жизни главное - уметь мириться", - вспоминала она наставления мудрой свекрови…
Вадик сидел за столом и что-то писал. На скрип двери не повернул головы. Любаша едва внятно бормотала:
- Ты, наверное, потерял или оставил на работе…
И вдруг ее осенило:
- А вдруг оно завалилось за ящик? У меня так однажды было…
Вадим нехотя поднялся из-за стола и, не глядя на жену, начал один за другим выдвигать ящики из тумбы, ставя их друг на друга. Когда последний ящик был извлечен, они уже оба заглянули внутрь. Там, в глубине, поблескивая в темноте золотым тигром, лежало портмоне.
Но и этот случай вскоре забылся. Ведь хорошего в жизни этой семьи было гораздо больше. Правда, Вадик в последнее время все чаще вздыхал, когда говорили о ребенке. У его ровесников уже внуки подрастали… Да и Любаша отчаялась: сороковник маячил впереди, а долгожданного чуда не происходило. Доктора недоумевали: вроде все в порядке…
День грядущий
Едва Любаша появилась на кафедре, лаборантка сообщила:
- Любовь Григорьевна, вам муж обзвонился.
Нехорошее предчувствие шевельнулось в душе у Любаши, противно засосало под ложечкой. Что там могло произойти? Всего час, как они расстались. И почему на мобильник не позвонил? Она торопливо нажимала кнопки городского телефона.
- Люба, ты не волнуйся, я сегодня не приду ночевать, - голос Вадика был спокоен.
- Что случилось, милый?
- Люба, я и завтра не приду... - он замялся. - Я ухожу к другой женщине. У нее ребенок от первого брака. Я намерен его усыновить.
Отрывистые фразы звучали как удары молота по наковальне. Только наковальней, казалось, была сама женщина.
- Что с вами, Любовь Григорьевна? - последнее, что она увидела, это были перепуганные глаза лаборантки.
Леонид Игоревич
Когда Любашу выписали из больницы, начиналась весна. Уже готовы были выстрелить в небо упругие почки, уже, говорили, в лесах расцвели подснежники. А по утрам солнце светило так ярко, что слепило глаза. Бледная и заметно осунувшаяся Любаша печально смотрела на себя в зеркало.
- Ничего, вот съездим с тобой в Крым, загорим и будем опять молодые и красивые, - задорно утешала ее Светка, приехавшая за подругой на новенькой "Мазде".
В пустой квартире было так душно, как будто здесь кто-то жил. Видимо, неистовые коммунальщики жарили батареи, а в это время солнце уже на равных соревновалось с коммунальщиками. Любаша прошла на лоджию, распахнула окно. Свежий ветер жадно ринулся гулять по комнатам.
- Давай я тебе что-нибудь приготовлю, - предложила сердобольная Светка. - И хватит горевать, считай, что отмучилась!
Все-таки она недолюбливала Вадима…
- Спасибо, Светик, я хочу побыть одна.
Закрыв за Светкой дверь, Любаша машинально прошла на кухню, открыла холодильник. Он, как и следовало ожидать, был пустой. И она обрадованно засобиралась в магазин - как-никак предстояло вполне полезное дело.
Нагулявшись вдоволь по супермаркету и нагрузив тележку продуктами, Любаша встала в очередь в кассу. Впрочем, для тех, кто помнит совковые гастрономы, три человека - не очередь…Четвертым за ней встал мужчина лет пятидесяти в кожаной кепке. Возможно, он был и моложе, но седеющая "шкиперская" бородка явно прибавляла ему лет и делала его похожим на капитана дальнего плавания, который только что вышел на пенсию и вот пришел купить голубцов и пельменей…
Взяв пятисотрублевую купюру, пышногрудая кассирша, не глядя на покупательницу, строго сказала:
- С вас еще сорок копеек.
Любаша протянула ей сотню.
- Я вам с сотни не сдам. Ищите мелочь! - Жуткое наследие совковых гастрономов просочилось и в наш продовольственный рай. Кассирша выжила в суровых рыночных условиях и теперь пугала своим видом взрослых покупателей.
- Вы позволите? - стоящий сзади "шкипер" покопавшись в портмоне, извлек из него четыре желтеньких гривенника и протянул кассирше.
Любаша, забыв поблагодарить, как зачарованная смотрела на его портмоне. Оно было уже не новое, но на черной его коже еще отчетливо сохранилось золотое тиснение - приготовившийся к прыжку тигр. "Капитан-шкипер" поймал ее взгляд и неожиданно заметил:
- Тигр понравился? Хотите, подарю?..
- Вы сначала расплатитесь, гражданин, а потом любезничайте! - Наследие не заставило себя ждать.
И Любаша, и Леонид Игоревич (через несколько минут они выйдут из супермаркета, и Любаша узнает, что его так зовут) дружно прыснули.
И спустя несколько лет, когда уже их Игорешка появился на свет, они всякий раз хохотали, вспоминая этот случай. А Леонид Игоревич, второй муж Любаши, когда знакомил ее со своими друзьями, шутил, что такую прекрасную жену он себе за сорок копеек в магазине купил.
Татьяна ЧИНЯКОВА.