Утро выдалось ясное - как по заказу. Легкий в городе крещенский морозец в лесу крепчал, зато солнце, запутавшееся в сосновых кронах, здесь было не таким ослепительным, как над полем. Мужики, высыпав из «уазика», молча разминались на тропе: шутки кончились еще на последнем километре, начиналась охота. Степаныч, здешний егерь, жестом показал на входящие лосиные следы, мол, там встанете на номера, а уж мы, загонщики, тут постараемся…

Предчувствие беды

Заметив среди деревьев лося, Николай вскинул ружье. В оптический прицел он видел, как сохатый остановился и, подняв вверх небольшие, широко посаженные рога, с любопытством уставился в его сторону. Николаю даже показалось, что они встретились глазами, он невольно вздрогнул. 

«Молодой еще, наверное, трехлетка, не старше», - думал он, прицеливаясь к левой стороне груди. Когда выстрел взорвал этот застывший январский воздух, Николай успел заметить в глазок прицела, как на девственно белый снег сначала упал «остриг» - срезанный пулей кусок бурой шерсти, а затем и первые капли крови. 

- Есть! - Охотник ликовал. А раненный им зверь неловко пробежал еще несколько десятков метров вдоль опушки и, как подкошенный, рухнул в снег. Спустя некоторое время, когда мужики обступили переставшее биться в агонии и затихшее животное, Степаныч, как водится, добил его выстрелом в ухо. Но перед этим Николай увидел, как из огромного темно-серого в черных прожилках глаза выкатилась крупная прозрачная слеза. Охотник он был опытный, зверья перестрелял немало, но вот чтобы подстреленный лось плакал, видел впервые…

А в деревне их уже ждала баня, жарко натопленная супругой Степаныча, с дубовыми вениками, да стол, уставленный глиняными плошками с закуской - солеными рыжиками, квашеной капустой и ядреными мочеными яблоками. Николай не раз уже замечал, что все мужские игры, будь то охота, рыбалка или автомобильные гонки, неизменно заканчиваются застольем. И уж потом им достаются - как самый главный приз победителю - объятия любимой женщины. А что? Женщины любят победителей, таких, как Николай, - сильных, ловких, всемогущих, приносящих в дом добычу…

- Николай Иванович! - прервал его благостные мысли Степаныч, когда они уже сидели в предбаннике. - Небось, жена твоя, Татьяна Александровна, котлет налепит из лосятины? 

- Налепит, - неохотно отозвался Николай. - У нее завтра именины, гостей назвали.

Он вдруг почувствовал, как противно заныло в груди, то ли от чересчур горячего пара, то ли от смутного предчувствия беды. Эта ноющая боль пару раз возвращалась и тогда, когда все охотники уже сидели за столом, и позже, когда, несмотря ни на какие уговоры хозяев остаться на ночь, он садился за руль своего остывшего джипа. 

Ужель та самая…

Вспомнив про жену, Николай даже лицом просветлел. Представил, как встретит у порога, прильнет всем телом - теплая, домашняя, родная, волосы пахнут ванилью… Вот ведь как все обернулось: жизнь описала круг, и сошлись в одной точке первая любовь и последняя. 

С Татьяной они стали встречаться еще на первом курсе института. Николай сразу заприметил эту светлоглазую девушку с темными густыми волосами, стянутыми на затылке в тугой узел. Когда впервые поцеловались в полутемном коридоре студенческого общежития, он ощутил едва уловимый сладковатый запах, похожий на запах ванили. То ли духи у нее тогда такие были, то ли волосы пропахли - Татьяна умудрялась чуть ли не каждый день печь пирожные и торты в раздолбанной общежитской духовке и угощала своей выпечкой всю их компанию. Еще тогда подумал, как, наверное, она хороша, когда спит, разметав эти волосы по подушке. И, помнится, уговаривал ее не стричься коротко, в угоду дурацкой моде. А Татьяна заливисто хохотала:

- Только если уйду в монастырь!

Дурак тогда был, это уж теперь он точно знает. Едва парни стали подначивать: «Скоро ли в загс пойдете?» - испугался за свою свободу. Молодой был, думал, что таких Татьян у него еще много будет впереди. Ан, нет! Кувыркался, пока кровь бурлила, от одного романа к другому, даже жениться пробовал. Да только не заладилась его семейная жизнь, двух лет они не прожили со своей первой женой. А после развода и вовсе затосковал - ни с одной женщиной ему не было так хорошо, как с Татьяной. А Татьяна гордая оказалась, говорили, после защиты диплома в Москву укатила, там, кажется, замуж вышла. На редкие встречи выпускников он являлся с одной лишь надеждой - если не увидеть ее, так хоть разузнать про нее теперешнюю. Только она как в воду канула и никому не давала о себе знать. Пока однажды они случайно не встретились…

На юбилей профессора Ильинского, который некогда преподавал у них ненавистный сопромат и которого, несмотря на ненависть к предмету, любили все студенты, съехались ученики чуть ли не со всего бывшего СССР. Разговаривая с однокашниками в фойе института, ставшего к тому времени университетом, Николай привычно искал кого-то глазами в толпе. И, увидев, не сразу узнал. Но, узнав, чуть не задохнулся - 

так бешено, будто в юности, заколотилось сердце. 

В тот день, встречаясь друг с другом после долгой разлуки, многие обнимались. Но только они вдвоем стояли, так долго не разнимая рук, а он все вдыхал и вдыхал знакомый запах ее волос и не мог надышаться. Татьяна ему что-то рассказывала, смущенно улыбалась, а Николай, как молитву, повторял одну лишь фразу:

- Я теперь тебя никуда не отпущу.

…В первый год, как поженились, он даже на охоту не ездил, словно боялся - отлучится ненадолго, вдруг опять потеряет свое выстраданное счастье. С работы мчался домой как угорелый, не мог дождаться лифта - на пятый этаж пешком поднимался, лихо перешагивая через две ступеньки. А ведь уже сороковник минул, виски поседели, жирком оброс… Будто наверстывая упущенное, они теперь даже по магазинам ходили только вдвоем. В магазине, правда, Татьяна устремлялась в мужской отдел, а Николай тянул ее в секцию женской одежды или к прилавку с ювелирными украшениями - так нравилось им радовать друг друга. Жалели, конечно, что столько лет потеряли.

А Всевышний, должно быть, уже прикидывал втайне, любуясь на них с небес: не одарить ли их своею милостью? И ведь одарил! В новогоднюю ночь почти под бой курантов Татьяна сообщила Николаю то, во что сама не сразу поверила. И только врач в женской консультации, седенькая тетечка в очках с толстыми стеклами, понимающе погладила ее по руке:

- Вы, милочка, беременны…

А тут Степаныч с супругой, не понимают что ли? Заладили:

- Переночуй, а завтра утром поедешь!

Да он и не уснет, будет думать, как там Татьяна… Мужики еще в бане, со знанием дела, говорили, что первый раз рожать в сорок пять лет - дело непростое.

- Нет уж, я поеду, Татьяна ждет! - сказал как отрезал. Чтобы у хлебосольных хозяев не было сомнений в его намерениях. - А вот грибы не возьму, нельзя нам теперь грибов, - Николай укладывал в багажник многочисленные свертки и баночки - щедрые подарки егеря и его супруги.

Дорога домой

На шоссе с проселочной дороги Николай выехал, когда уже звезды зажглись. В свете фар кружились крупные снежинки. Дворники аккуратно сметали их с лобового стекла. По радио надрывно пела Пугачева: «Жизнь невозможно повернуть назад…».

- Если снег пошел, значит, к утру потеплеет, - вслух подумал удачливый охотник и счастливый муж и выключил радио: оно мешало ему думать. А думать ему теперь было о чем. В их с Татьяной жизни начиналась новая страница, и уж ее-то они будут писать набело, а не как когда-то - со второй попытки. Перво-наперво надо будет тещу к ним перевезти: чтобы и Татьяне нескучно, и ему спокойнее. Комнату для гостей переделать в детскую, придется с объекта снять бригаду… Николай почувствовал, как нахлынувшая было волна нежности вновь сменилась глухой болью в середине груди. Он еще держал руль, когда боль стала резко усиливаться, в голове зашумело, а потом руки безвольно упали с руля. 

Проезжавший в ту пору рейсовый автобус в освещенном салоне, как в аквариуме, провозивший пассажиров, ненадолго замедлил ход, и те несколько человек, которые смотрели в окно, видели, как идущий впереди джип на полном ходу слетел в кювет, зарывшись бампером в высокий сугроб.

…Видимо, от удара сознание еще на мгновение вернулось к Николаю. Последнее, что он увидел, - огромный темно-серый в черных прожилках глаз подстреленного им лося, из которого выкатывается прозрачная слеза. И живое алое пятно на белом снегу.

Татьяна Чинякова.