Каждый из нас, человеческих существ, соответствует одному из бесчисленных экспериментов, в которых случайные порождения природы должны быть подвергнуты опыту.
Зигмунд Фрейд.
Давно известно, что наиболее изощренный драматург - сама жизнь. Бывает, так мастерски закрутит сюжет, что ни один, даже самый авангардистски настроенный режиссер не примет эту пьесу к постановке. А все почему? Потому что искушенный зритель, как его ни уговаривай, ни за что не поверит. Скажет, что неправдоподобно…
Тайник
В сущности Лялька была подкидышем. Конечно, не в буквальном смысле, когда сердобольные граждане находят младенца в картонной коробке на крыльце роддома с прилагаемой запиской. О предстоящем появлении на свет незаконного ребенка рыжая толстозадая домработница Аня доложила хозяйке на следующий день после похорон Сергея Николаевича. При этом Аня, вероятно, была уверена, что проявила бездну такта - призналась в грехе не в присутствии покойника, а только после того, как по его душе справили поминки.
- Я не собираюсь себе хомут на шею вешать, - безапелляционно заявила она Ирине Ивановне. И, видимо, всерьез опасаясь хозяйского гнева, сразу перешла в атаку:
- У меня двоюродный брат в милиции работает, он мне подскажет, кому пожаловаться…
- Да что вы, Анечка, мы сами разберемся, - видимо, упоминание о милиции подействовало на законопослушную вдову как предупредительный выстрел. - Чем могу, помогу, - растерянно залепетала Ирина Ивановна.
- Ну уж нет! Мне чужого не надо. - Анечка в отличие от собеседницы была готова к разговору и отступать от заданной темы не собиралась. - Мне еще замуж выходить, а кто меня с таким приданым возьмет?
- Хорошо, хорошо, мы обязательно что-нибудь придумаем. - Ошарашенная известием, Ирина Ивановна инстинктивно выбирала плацдарм для отступления. Она еще не вполне свыклась с положением вдовы, а задним числом ей уже выдали статус обманутой супруги. Часом позже, сидя в кабинете мужа и машинально перебирая бумаги на его столе, Ирина Ивановна тщетно пыталась воспроизвести в своем воображении картину происшедшего в их доме мезальянса. Воображения явно не хватало. Сергей - такой эстет, как он мог польститься на эту деревенщину? Как он вообще мог изменить? Двадцать с лишним лет они не просто спали под одним одеялом - дышали одним воздухом. Казалось, она наперед знала не только все поступки мужа, но и все его мысли. Однако не зря говорят, что с годами у супругов появляются не только тайны друг от друга, но и тайники…
Внезапно открывшийся тайник Сергея Николаевича становился с каждым днем все более заметным, бесстыдно выпирая из Аниных фланелевых халатов. Пришлось Ирине Ивановне поездить по магазинам, чтобы найти сопернице платье нужного размера и покроя. Попутно она прикупила с десяток пеленок, распашонок и детское байковое одеяльце в розовую клетку. В том, что Аня родит девочку, Ирина Ивановна не сомневалась. И не только потому, что верила народным приметам - к восьмому месяцу у беременной поверх конопушек на лбу и на скулах отчетливо проступили пигментные пятна, верный признак того, что красоту матери забирает девочка. Ирина Ивановна усмехнулась: было бы чего забирать!.. Просто когда-то давно, когда они с Сергеем мечтали о ребенке, мечтали именно о дочке.
Лариса
Имя девочке не выбирали. Когда Ирина Ивановна, еще в вестибюле роддома, принимая из рук акушерки розовый сверток, откинула кружевной уголок простынки, у нее нечаянно вырвалось:
- Ой, какая лялька! Хорошенькая…
А в такси, по дороге домой, рассудила: Лялька - значит, Лариса, почему бы и нет?
Первые несколько месяцев Ирину Ивановну еще мучили угрызения ревности. Одно дело - признание Анны, и совсем другое - орущая по ночам Лялька, живой памятник мужниного греха, который тот оставил ей в наследство вместе с трехкомнатной квартирой, пенсией академика и старой дачей на Керженце. Но когда бывшая домработница, торжественно поставив на многочисленных документах об удочерении последнюю подпись, убыла в неизвестном направлении на поиски женского счастья, Ирина Ивановна успокоилась. Более того, ей казалось, что маленькая Лариса Сергеевна, это рыжеволосое, зеленоглазое чудо, все больше становится похожей на покойного супруга. Она подолгу выискивала в крохотном личике родные черты - носик, губки, ямочка на подбородке… Когда Лялька впервые отчетливо промолвила слово "мама", материнский инстинкт Ирины Ивановны в одночасье свел на нет все обиды, сомнения, опасения и прочие мелочные чувства. Впереди маячило счастливое будущее.
Путь к этому маяку несколько омрачили Лялькины простуды, а потом, по мере ее взросления, корь, свинка и перелом ключицы, но что значат бессонные ночи у детской кроватки в сравнении с вершиной счастья?
Лялька, хоть и росла тихоней, среди подружек отсвечивала как звездочка. И не только яркостью окраса. В музыкальной школе ей ставили за сольфеджио пятерки с плюсом, в общеобразовательной школе дочка академика тоже неизменно выходила в отличницы.
- Поздние дети талантливы! - Сколько раз мать слышала эту фразу от Лялькиных проницательных педагогов.
По мере того как сказки на ночь сменялись рассказами об отце, мать и дочь, заложники общего прошлого, становились все больше подругами.
По крайней мере, когда в девятом классе Лялька влюбилась в худосочного и прыщавого учителя математики, Ирина Ивановна узнала об этом первой.
- Это у тебя от меня, - не моргнув глазом, доверительно секретничала мать. - Мне тоже всегда нравились умные мужчины постарше…
Слава тебе, Господи, думала она при этом, что математик проходит в их школе преддипломную практику. С глаз долой - из сердца вон: как все добропорядочные матери Ирина Ивановна хотела, чтобы Лялька сначала закончила институт, а уж потом думала о любви.
То, чего не боятся молодые родители, Ирину Ивановну частенько приводило в состояние тревоги. Как-никак к первому курсу Лялькиного юрфака вдове академика было уже далеко за шестьдесят. Участковый врач Оксана Вячеславовна узнавала Ляльку по голосу, когда та звонила в поликлинику:
- У мамы опять давление под двести, - Лялька была заботливой дочерью и всерьез тревожилась за здоровье матери. - Может, лучше "скорую" вызвать?
Жена прораба
Гром среди ясного неба грянул в середине октября. Когда осень, что было слез, оплакивала ушедшее лето, а в соседнем супермаркете распродавали последние арбузы. В прихожей тенькнул деликатный звонок, и на пороге академической квартиры, давно требующей ремонта, нарисовалась дородная тетка в платиновом парике. Ярко-розовый плащ, толстые пальцы в рубинах и синие тени до бровей в значительной степени скрывали ее интеллект. С зонта на вытертый ковер часто-часто падали дождевые капли, мгновенно образуя лужицу.
- Мам, это к тебе! - крикнула Лялька в сторону кухни и скрылась в недрах квартиры.
Свою бывшую домработницу Ирина Ивановна не столько узнала, сколько почуяла. Сердцем, спинным мозгом, всем своим организмом, который уже давно устал бояться этой встречи.
- Здрасьте, Ирина Ивановна! - Похоже, Аня была настроена весьма дружелюбно. - Сколько лет зима была!
Ирина Ивановна посторонилась, пропуская незваную гостью к вешалке.
- Раздевайся, Анечка, проходи… Ничего, если на кухню? У меня там бульон варится, - голос ее предательски дрожал.
- Э-хе-хе! - по-свойски пропела Анечка. - Так и не научились щи-то варить? А то давайте я вам по старой памяти сварганю…
Ирина Ивановна наконец взяла себя в руки и выпрямилась:
- Ты ведь не за этим пришла, Аня? - Она все еще на что-то надеялась.
- Правильно соображаете, не за этим. - Противненько хохотнув, Аня смачно плюхнулась на облезлый табурет. - Я тут, можно сказать, проездом, родню навещала. На дочку вот решила взглянуть, сколько ей? Двадцать-то есть?
Вряд ли она намеренно повышала голос, чтобы Лялька ее услышала. Привычку говорить громко когда-то, еще в юности, привезла из деревни. А в тихом доме академика никому не приходило в голову ее перевоспитывать.
Побледневшая хозяйка умоляюще прижала руки к груди. Но тетка Аня ее опередила:
- Да не бойтесь вы, я только взглянуть! У меня своих двое…
- Ради Бога, Анечка, проси что хочешь, только Ляльку не трогай, ты же обещала…
Аня обвела ленивым глазом старенький гарнитур:
- А что с вас взять-то? Небось еще своего добавлю, у меня мужик прорабом на стройке работает, не пьет…
Но Ирина Ивановна уже не слышала. Дрожащей рукой стягивала с безымянного пальца старинный перстенек с изумрудом, подарок Сергея:
- Все, что осталось ценного, возьми!
- Ну, если от чистого сердца, возьму, - довольно пробубнила жена прораба, разглядывая перстень. - Сейчас таких не делают…
Следующие полчаса, пока Аня тянула чай вприкуску с карамелькой, пока она рассказывала про сытое житье-бытье свое с непьющим мужем, Ирине Ивановне показались вечностью. В ушах шелестел морской прибой, видимо, давление подскочило, щеки из бледных стали пунцовыми. По инерции пожилая женщина продолжала прижимать руки к груди. И бессильно опустила их только тогда, когда гостья засобиралась уходить. Услужливо подавала ей плащ, тщетно пытаясь заслонить своей сухонькой фигуркой дверь в Лялькину комнату, суетливо щелкала замками.
…Спустя несколько минут обеспокоенная Лялька кинется к телефону, чтобы набрать "03".
- Мамуль, тебе нехорошо?
Ирина Ивановна молча покачает головой, мол, дело не в этом, возьмет из рук дочери трубку и положит на рычаг. А потом обнимет свою красавицу, будто после долгой разлуки, и станет ласково гладить ее по рыжим волосам, тихонько приговаривая:
- Мне хорошо, девочка моя родная…
Но перед этим громогласная тетка в розовом плаще, непонятно каким образом попавшая в их квартиру, уже шагнув за порог, вдруг неожиданно развернется всем своим могучим корпусом и, понизив наконец голос, произнесет несколько фраз:
- Вы, Ирина Ивановна, не грешите на Сергея Николаевича. Он ведь ни при чем. Ляльку-то я тогда с Василием нагуляла. Помните, электриком у нас в ЖЭКе работал?
Татьяна ЧИНЯКОВА.