На мальчишку-алтарника храма Покрова нельзя смотреть без слез умиления. Высокий, стройный, с кинематографически правильными чертами лица. В больших светлых глазах - скорбь и кротость. Голос негромкий, речь безукоризненно вежлива. Ему бы не черный "форменный" зэковский бушлат, а одеяние духовного лица носить - гораздо бы больше пошло. Печально ведет он безыскусный рассказ - о жизни, грехе и покаянии. Дескать, никогда он больше не нарушит седьмую Моисееву заповедь, никогда больше не возьмет чужого. Интересно, окажись во храме, скромно притулившемся за колючею проволокой Арзамасской воспитательной колонии, жертва разбойного нападения, за которое благостный сей отрок схлопотал 8 лет, разделила бы она наше умиление?
Нравы смягчаются?
В храм (окормляющий, кстати говоря, не только воспитанников и сотрудников колонии, но и жителей окрестных поселков Хватовка и Высокая Гора), мы еще вернемся. А пока бросим взгляд на комнаты, где обитают 139 воспитанников, на классы, где постигают они науку, на цеха, где они работают, на просторную столовую - и на лица…
И начнем с того, что еще каких-то 15 лет назад арзамасская "малолетка" была усиленного режима и отбывали там свои тяжелые сроки девять сотен детишек. Сейчас вшестеро меньше. Причин тому несколько. Иной была судебная практика: даже малолетка вполне мог попасть за решетку и по первой судимости (сейчас это почти невозможно). Иное все же было время: растерянной и ослабевшей стране казалось удобнее и проще держать своих оступившихся "младших сыновей" за решеткой, чем хотя бы попробовать побороться за них… В итоге, кстати, получили мы поколение квалифицированных уголовников - знатоков "понятий", презирающих неворовское человечество и готовых на любые злодеяния.
Хочу быть правильно понят: в перевоспитание подавляющего большинства и нынешнего контингента воспитательных колоний верится, мягко говоря, не шибко. Однако этих, совсем юных еще ребят хотя бы попробовать вытащить со дна стоит. Исправившиеся, вернувшиеся в жизнь ребята - исключение, но здесь такие исключения бывают все-таки чаще, чем на "взросляках".
- Сейчас, в отличие от времен прошедших, - рассказывает "хозяин" колонии полковник внутренней службы Михаил Бурин, - порядка гораздо больше, и поддерживать его легче. Все-таки гораздо меньше ребят. Нет в колонии "кулака": порядок в отрядах актив ("роги" на жаргоне) поддерживает словами, а не избиениями. Нет "зонных" нравов: в столовых, в школе, в цехах пацанов мы умеем заставить жить по-человечески, а не как их "старшие братья" учили… Конечно, ежели из СИЗО (где нравы сейчас тоже сильно смягчились) является "обиженный", то здесь он авторитетом не станет. Но унижать, "опускать" мы его не позволяем…
В нескольких цехах "промки" работают сорок с лишним ребят. Остальные - в ожидании: сейчас налаживается швейный цех. На ежемесячный "ларек" заработанное можно тратить без ограничения: неплохое подспорье к "тюремной пайке".
Впрочем, и без "подспорья" неплохо: кормят ребят по нормам детского оздоровительного лагеря, так что, по словам сотрудников, буквально в течение нескольких месяцев ребята, нередко попадающие в колонию с недостатком веса, "добирают упитанности" до возрастной нормы.
В отличие от прошлых лет меньше десятка диагностированных наркоманов: прежде "из-под иглы" в колонию пацаны шли косяками…
Кроме того, ежеквартальные долгосрочные свидания, работающие родительские комитеты, очень неплохо оборудованная школа с многоопытным контингентом учителей, психологические кабинеты… Наконец, храм с "постоянным" священником.
Добавим, что именно здесь некоторые из ребят впервые узнают, что спать можно на простынях, что слов в русском языке больше десятка, и среди них даже цензурные попадаются, что существует на земле такая вещь, как книга… Короче, живи не хочу!
"Колючая" юность
Ощущение "игры" возникает в каждой колонии, но здесь, на "малолетке", оно особенно острое. Глядишь на симпатичные благостные лица пацанов - и вспоминаешь, что здесь все же не оздоровительный лагерь. Что вот этот щупленький мальчуган из Балахны с россыпью юношеских прыщиков на лбу сидит по статье 111-4 УК - за "тяжкие телесные, повлекшие смерть". Что рядом с ним парнишка с хорошим русским лицом - квалифицированный угонщик, а у его соседа на пальцах выколоты два перстня: по одному из них видно, что 16-летие встретил он на зоне, а другой - "авторитетский". Что, кстати, говорит о том, что "ходка" у него минимум вторая, а судимость по нынешним временам может быть и третья…
Почти половина юных осужденных обучаются в коррекционных классах; по-русски сказать, учатся в свои 15 - 17 лет читать и писать, хотя бы по складам.
Десятеро осужденных - круглые сироты, еще 29 - без попечения. Большинство остальных из семей неблагополучных. К тому же, повторим, подавляющее большинство детишек судимы не впервые.
Некоторые осуждены на тяжелые сроки, а по новым правилам во взрослую колонию самых идеальных отправляют в 19 лет (раньше разрешалось держать "в порядке исключения" до 21 года). Так что для большинства "забота" и "оздоровительное питание" закончатся задолго до конца срока. И готовят они себя не к освобождению, а к выживанию в свирепых условиях "взросляка". А кто и "откинется" - долго ли на воле прогуляет?
- Я не пессимист, но и неправду говорить мне не по сану, - говорит настоятель храма отец Сергий. - Дай Бог, ежели 20 процентов плакавших у меня на исповеди вернутся в нормальную жизнь… Хотя случаи такие есть. Есть и ребята, которые действительно осознали свои заблуждения. Есть ребята, которые здесь крестились и ревностно служат Богу. Среди них и изначально "иноконфессиональные". Они дети все-таки, они просто не успели еще ни возгордиться, ни до конца ожесточиться сердцем. Но с четверыми из пяти уже ничего не сделать…
Война за каждого
Директор школы Анатолий Владимирович Мякин работает на своем месте третий десяток лет. И кому, как не ему, задать этот сакраментальный вопрос: не в прорву ли работаете? Есть кабинет патриотического воспитания - много ли от вас выходит "патриотов"? (Если, конечно, не считать патриотизмом рутинные бандитские "разборки с черными"…) Есть ли от вашей работы отдача?
- Отдача, конечно, есть, - отвечает Анатолий Владимирович. - Бывшие наши воспитанники и высшее образование получают, и передовиками производства становятся, и семьи хорошие заводят. Немногие, конечно, но воевать стоит за каждого! Мы и воюем. А насчет остального… Кто и когда отслеживал такую простую вещь: наш воспитанник, грамотный, овладевший профессией, научившийся спать на чистой простыне выходит на волю. Куда? Кто его, оттянувшего на "малолетке", на работу возьмет? Кто ему предоставит жилье? Кто о нем позаботится - вы уже знаете, сколько у нас сирот, а большинство остальных имеют родителей лишь номинально? А компания, в которой он и совершал преступления, остается на месте. И уж там-то до него точно дело есть… Покрутился на воле, никому, кроме прежних дружков, не нужный, - и опять на "дело", опять арест. Пока не отлажена система реабилитации, так и будем мы работать ради "исключений".
- Мы начинаем готовить ребят к освобождению едва ли не в тот же день, как их привозят в колонию, - говорит заместитель начальника колонии по кадрам и воспитательной работе подполковник внутренней службы Сергей Кошелев. - У нас работают в штате несколько психологов, отработаны методики воспитания. Но мы ведь можем только проводить освобождающегося до ворот колонии и пожелать ему счастливого пути. Ну, еще написать представление, ходатайство на предприятие, где он изъявит желание работать. И это все! Сейчас о реабилитации много говорится, но никаких нормативных актов не принято, система взаимодействия между нами и "волей" не отлажена. А на воле и так безработных полно: что, будут там возиться с бывшими осужденными? Так что не исключено, что процент "удач" мог бы у нас быть и выше. Но для этого нужна добрая воля - не только наша, и не только освободившегося…
Процент удач (вместо эпилога)
Они молоды. Соответственно свойственны им все качества молодых людей, определенные "биологически": уважение к силе, стремление завоевать авторитет, склонность к риску. И лукавый конформизм, и простодушная младенческая жестокость, сродни жестокости пятилетнего ребенка, отрывающего крылья у бабочки. Если при этом юноша получает еще и соответствующее воспитание - в притонах и подворотнях, если он с детства приучается надеяться только на себя, условно говоря - "бить первым", если к тому же за спиной его пара-тройка удачных "дел"…
Выскажу кощунственную мысль: взрослого и то перевоспитать легче, чем уличного волчонка - из тех, кем заполнены "малолетние" колонии. Говорят, что-де из одного дуба и икона, и дубина. Из большинства воспитанников Арзамасской колонии (и прочих "малолеток"…) "иконы" уже не выйдет. И, кажется, сейчас делается единственно правильное: "детки в клетке" живут по возможности комфортно - но в клетке. Работа с теми, кого еще можно вернуть в общество, ведется - без всякой иронии - героическая. Есть и "резервы", о них мы говорили: система реабилитации и пр.
Но главное, что уяснить, думается, стоит, - эти "гавроши" и "маугли" не в инкубаторах выводятся. Они - дети, причем наши дети. И в том, что они оказались за решеткой, вина на девяносто процентов наша. Мы не приучили их к честности, труду, книге, правилам жизни среди себе подобных. И они создали собственные правила, точнее - переняли и адаптировали под себя правила подземного блатного мира.
Иной раз думается: нас обкрадывают, грабят, убивают - так нам и надо. Это сродни мести. Нам, сделавшим наших детей такими…
Игорь ГРАЧ.