Несколько веков у южных славян существовало поверье, что где-то в России есть таинственный край Тергац, в котором живут умные и могучие русские медведи. Наступит срок – они придут на Балканы, чтобы прогнать турок и освободить от османского ига братьев-славян. Впрочем, страной медведей наше Отечество долго считали во всей Европе. Да что там считали! И сейчас найдётся достаточное число «просвещённых» европейцев и американцев, пребывающих в полной уверенности, что в России круглый год лежит снег, а по улицам бродят медведи в обнимку с бородатыми русскими мужиками...

Медвежий угол

Формированию такого представления о нашей стране в немалой степени поспособствовали жители Сергача и его окрестностей, пять веков назад сделавшие одним из своих основных занятий дрессировку медведей и хождение с ними по городам и весям. 

И довели этот промысел до такого совершенства и популярности, что матушка-императрица Екатерина II, утверждавшая символику городов Нижегородской губернии, повелела поместить медведя на сергачский герб. После этого «сергачи» (так называли по всей России вожаков дрессированных мишек) стали добавлять к кличкам своих питомцев еще и «титул», называя их не иначе как «сергачский барин Михайло Потапыч». 

Как же зародилось это уникальное занятие, оставившее заметный след не только в отечественной истории и литературе, но и в мировой культуре? 

Долгое время по сергачским землям проходила граница Русского государства. А в зоне приграничных – «засечных» – лесов, являвшихся естественным труднопреодолимым препятствием для конницы воинственных соседей-кочевников, расчистка земель под пашни была запрещена под страхом самого сурового наказания, вплоть до «усечения головы». Поэтому всякому зверью в этих чащах было раздолье.

Население в районе нынешнего Сергача тоже долгое время оставалось малочисленным – русские «сторожа» (пограничники) на редких заставах да мордовские бортники, жившие небольшими деревеньками, разбросанными по лесной глухо­мани. 

Но после покорения Казанского ханства юго-восточная граница Руси переместилась далее. И с конца XVI века новые земли стали активно осваиваться, что предполагало масштабную вырубку леса. 

Конечно же, лесорубы нередко натыкались на медвежьи берлоги. С медведицей разговор был короткий: либо она мужичков заломает, либо ее шкуру барину на шубу поднесут. Ну, а на медвежат-несмышлёнышей у кого же рука поднимется? Разбирали малышей по избам да подворьям, приручали. А уж потом кто-то надумал с учёным зверьём по другим землям ходить, веселить народ забавой, дотоле невиданной.

Примечательно, что этим промыслом в сергачской округе занимались исключительно пришлые люди – русские и татары. У коренного населения тех мест – мордвы – ещё с языческих времён сложилось уважительно-опасливое отношение к лесу и всем его обитателям. Медведь же вообще почитался ими как некое загадочное и всесильное божество. А некоторые мордовские племена считали его своим прародителем.

«Плясуны» и «ходебщики»

Постепенно в сергачских деревнях и сёлах стала складываться целая система дрессировки прирученных медвежат. Например, для обучения зверя «танцам под музыку» его систематически сажали в клетку, под железным полом которой разводили огонь. Когда мишка начинал переминаться с лапы на лапу или подпрыгивать на разогретых прутьях, поводырь играл на гармошке или накручивал шарманку. После нескольких подобных уроков косолапый «пускался в пляс», едва заслышав знакомую мелодию.

Существовали и другие, более гуманные и даже приятные для зверя способы обучения, но уже другим трюкам. Например, медведя учили «читать», закладывая между страницами специально изготовленной книги маленькие блинчики, обильно смазанные мёдом. Понятно, что во время представлений простодушный лохматый артист истово перелистывал страницы знакомой книжицы в поисках полюбившегося лакомства, которое, к слову, вдосталь получал после выступления.

Сергачские медведи на потеху публике умели «похлёбку ложкой хлебать», «на гармонике играть», по команде вожатого показывали «как пьяный мужик домой из кабака идёт», «как девка перед зеркалом румянится», «как невеста в оконце жениха высматривает», «как ребятишки с поля горох воруют». Всего более 50 различных трюков, среди которых наиболее впечатляющей была, безусловно, борьба человека с лесным исполином. 

Разумеется, представление медвежатника, которое он разыгрывал со своим  питомцем (или несколькими) всегда становилось привлекательным и весёлым зрелищем, без которого вскоре стал немыслим ни один праздник или народное гуляние. Число дрессированных медведей в Сергаче и его окрестностях постоянно увеличивалось. В период наибольшего расцвета этого промысла, пришедшегося на начало XIX века, только в самом уездном центре насчитывалось до 90 дрессированных мишек. Столько же обитало в сёлах Грибанове, Анде, Пошатове, Кочко-Пожарках, Шубине. Но безусловными лидерами по «медвежьему населению» были сёла Андреевка и Ключёво, в которых проживало по 150 и 120  выдрессированных медведей соответственно. Сколько приручённых и обученных всякой всячине косолапых артистов коротало свой медвежий век по небольшим деревенькам, сегодня точно не знает никто.

Медвежий промысел был делом хоть рисковым и хлопотным, но весьма и весьма прибыльным: медвежатник имел стабильный доход в 200–300 рублей за год, потому за два сезона вполне мог заработать денег на новую избу. Со временем в Сергаче даже открылся медвежий базар, где можно было приобрести и уже выдрессированных взрослых медведей, и совсем молодых медвежат. А можно было взять «Михал Потапыча» в аренду на лето. 

Но такое случалось крайне редко. Как правило, поводырь и его питомец становились не просто временными «партнёрами по бизнесу», а настоящими друзьями-неразлучниками. За медведя-кормильца переживала вся семья медвежатника. А сам он, ежегодно прошагав со зверем не одну сотню вёрст, деля в этих переходах с четвероногим товарищем голод, непогоду и иные дорожные приключения и неудобства, прикипал к косолапому душой. Кстати, состарившихся медведей (обычно таковым считался зверь, достигший 40-45 лет) поводыри никогда не умерщвляли: мишку, закончившего «артистическую карьеру», просто отпускали в лес.

Шло время. Необычный промысел жителей сергачской округи, секреты которого передавались от отца к сыну на протяжении многих поколений, рос и развивался. Поводыри-медвежатники со своими учёными питомцами стали «выходить в свет». Их «гастрольные маршруты» пролегали всё дальше и дальше от нижегородских земель. «Сергачский барин» веселил публику в Москве и Петербурге, на Украине и Ставрополье, в Причерноморье и на Северном Кавказе. 

Настало время, и сергачские медведи перешагнули границы империи, дойдя своей косолапой походкой до Германии, Венгрии, Италии, Франции. А самые расторопные, настырные и любознательные сумели вместе с хозяевами побывать и на берегах туманного Альбиона, покорив своим искусством чопорных лондонцев!

Россия всегда была для самовлюблённой Европы страной-загадкой. А уж после знакомства с «лохматыми азиатами» изумлению просвещённых европейцев не было предела. Но всё же апогей слухов и небылиц о русских медведях из «далёкого края Тергаца» ещё не наступил.

«Гроза двенадцатого года настала…» 

Отгремели сражения под Смоленском, Бородино и Малоярославцем. Отполыхал мос­ковский пожар. Русская армия двинулась в заграничный поход. А в глухие российские провинции стали поступать пленные солдаты и офицеры разбитых полков и дивизий «армии двунадесяти языков». Достаточно собралось их и в Сергаче.

Русский человек по природе своей незлоблив и спокоен. А уж к поверженному врагу всегда был преисполнен чувства сострадания. С рядовыми французами, свободно разгуливающими по сергачским улицам, сердобольные мужики делились тёплыми вещами и скудной крестьянской провизией, не забывая поднести и чарку горькой, так способствующей перенесению трескучих русских морозов. Пленные офицеры квартировали и столовались у зажиточных горожан. Самого старшего из них по чину – полковника лёгкой кавалерии – частенько приглашал к себе сергачский исправник, глава уездной полиции.

Однажды французский полковник, разомлев от сытного обеда, вместо слов благодарности пустился в пространные рассуждения, что император Наполеон, отступив в пределы родной Франции, соберёт там новые силы, и уж тогда русским, обескровленным  войной, придётся несладко.

Что тут скажешь? Конечно, можно было просто заехать кулаком в наглую французскую морду. Но долговременного воспитательного воздействия это бы не произвело. И капитан-исправник решил навсегда сбить спесь с иноземного вояки. А заодно и с остальных супостатов, чтоб и сами крепко-накрепко запомнили, и всем своим знакомым в Европе передали.

…Приближалась Масленица. Собрав всех медвежатников в округе и пообещав каждому награду за труды и усердие, глава уездной полиции намекнул французу, что из глубины России в действующую армию идут свежие полки. Один из таковых должен в скором времени проследовать через Сергач. И все господа офицеры приглашаются на торжественный смотр. 

Что намеревались увидеть пленные французы – неизвестно, но «масленичный парад 1813 года», случившийся в Сергаче, действительно прогремел на всю Европу.

В назначенный день вся городская верхушка и пленные французские офицеры собрались на базарной площади. Праздничные гуляния только начинались, когда из-за пригорка на центральную городскую улицу стройными рядами вошёл… медвежий полк! Вместе с поводырями, распределённые на правильные взводы и роты, построенные в колонну по шесть и вооружённые деревянными ружьями, лохматые «гренадёры» (по разным источникам – от 1200 до 1600 медведей!) вальяжно шествовали на задних лапах мимо потерявших дар речи французов и весело улюлюкающих горожан. Поравнявшись с французскими офицерами, звери, по всем правилам военной науки, брали ружья из положения «на плечо» в положение «на руку», как бы переходя в штыковую атаку. 

Уморительно косолапя, медвежьи роты проходили по базарной площади и двигались дальше – на Запад. В какой-то момент, по незаметному для других знаку исправника, поводырь подвёл одного из «ротных командиров» к оцепеневшему французскому полковнику. То ли с одеколоном француз переусердствовал, то ли полковничий эполет ярко блеснул на весеннем солнце, но мишка так рыкнул в лицо их высокоблагородию, что европеец без чувств повалился наземь. «Всё, Потапыч, иди. Господин полковник твой рапорт принял», – весело ухмыльнулся в усы начальник уездной полиции.

Говорят, придя в сознание, француз об увиденном и пережитом настрочил истеричные письма всем знакомым и знакомым знакомых, умоляя доложить императору о надвигающейся на него «медвежьей армаде». И заклинал никогда более не связываться с русскими. Проняло, видать…

Шутка, завершившаяся трагедией

Медвежий промысел в Сергаче процветал до 1870 года. Процветал бы и далее, если бы не одно трагичное происшествие. Кстати, тоже оставившее заметный след и нашедшее отражение в русской литературе. Помните знаменитое стихотворение Некрасова «Генерал Топтыгин»? Так вот, у этого произведения существовала вполне реальная предыстория, наделавшая в своё время много шума в великосветском обществе…

Уже под зиму возвращавшиеся в родные края и изрядно подгулявшие медвежатники решили созорничать. И в сумерках, вздумав попугать проезжавший мимо большой санный обоз, спустили на него своих медведей. Те накануне приближающейся зимней спячки были не особо резвы, но страху на лошадей и пассажиров понагнали изрядного! 

На беду «сергачей» обоз тот принадлежал одному из свитских генералов. Дело быстро дошло до государя. Может, сгоряча, а может, усмотрев в произошедшем бунтарский умысел, но распорядился царь-батюшка раз и навсегда извести всех сергачских дрессированных медведей.

Монаршья воля – закон… Прибыла в уезд специальная карательная команда. Со всех окрестных сёл и деревень сгоняли дрессированных мишек в глубокий овраг, что между Сергачём и Ключёвом. И расстреливали без жалости, словно государственных преступников. Мужицкий стон и бабий вой неделями стояли по всей округе…

Но и после этой варварской расправы отхожий промысел поводырей-медвежатников ещё несколько десятилетий существовал в Сергаче. Правда, уже полулегально. Народная память и некоторые документы, добытые дотошными и любознательными краеведами, сохранили для потомков имя последнего сергачского медвежатника – Николай Зудов, уроженец села Ключёво. Он отпустил на волю своего состарившегося питомца летом 1912 года!

Немногие печатные свидетельства, зафиксированные этнографическими экспедициями древние предания и устные рассказы старожилов – вот и всё, что осталось от древнего народного промысла, некогда прославившего Сергачский уезд Нижегородской губернии не только на всю Россию, но и далеко за её пределами.

Игорь Софронов. Иллюстрации из открытых источников.