11 апреля отмечается Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. Эта дата учреждена Генеральной Ассамблеей ООН в память об интернациональном восстании в 1945 году узников концентрационного лагеря Бухенвальд. День, священный для всех тех, кто прошел фашистский лагерный ад, особо для детей, превращенных в рабов, имевших вместо имени номер на руке.

Ребенок №3610

Людочке Соколовой было всего три года, когда она с мамой и новорожденным братом попала в концентрационный лагерь, располагавшийся на территории Карелии.

Сейчас на месте тех бараков, помещений бывшей лыжной фабрики, где выживали тысячи семей с детьми, чистое поле. От 16 других лагерей, расположенных поблизости, кое-

где сохранились дома. Местные  по разным причинам пытались забыть прошлое, и в лагерных домах разрослись коммуналки. Но всегда находился тот, кто свидетельствовал: «Тут был концлагерь». Чтобы услышать голос этих стен, Людмила Александровна Тимохина поехала в Петрозаводск…

– Никто не может передать того, что здесь испытали мы, имевшие одно лишь законное право – умереть, – рассказывает она. – В плен нас угнали из Подпорожья Ленинградской области, где родители мои строили Свирскую ГЭС. Отец ушел на фронт, где воевал до самого конца Великой Отечественной войны. Гидроэлектростанцию сразу стали бомбить, как объект стратегический. Пытались вывезти матерей, детей по реке, но баржи топили вражескими бомбами. Дети, женщины, старцы, оставшиеся в живых, сбились в кучу в ближнем сосняке. 21 день простояли  под дождем, без еды. Их нашел вооруженный вражеский патруль, и началась долгая дорога в лагерь.

Есть у Людмилы Александровны справка из военного архива, где значится, что Соколова Людмила пребывала в концлагере № 3 под номером 3610, при освобождении достигла семилетнего возраста. И еще запись, которая резанула по сердцу ее, педагога по профессии: «Преступлений перед Родиной не совершала».

– Преступлений? Было ли преступлением ребенку становиться перед врагом на колени, моля крошку хлеба, когда вместе с другими детьми протягивала сквозь колючую проволоку маленькую ладонь…Очередью по этим рукам однажды ударил автоматчик с вышки, и когда дети отпрянули, то увидели, что самые смелые мальчишки остались гроздью висеть на колючке.

Изможденная, больная астмой мама, работала на слюдяных копях, и ребят гнали дробить огромные валуны в мелкую крошку. Чтобы отсеять ослабших, под видом помывки прогоняли семьи через «жарилку», – «баню» с запредельной температурой. Матери держали ребят под мышки, кто упал – тот погиб.

Умерших от непосильного труда, голода и холода бросали в ящики рядами, вдоль-поперек, и закапывали на безымянном погосте «Пески». Умер, конечно, и новорожденный брат, прожив совсем недолго. Но мама была мужественной. Ее соседки по нарам рассказали, как она отказалась в десятый раз подряд перемывать пол в бараке по приказу надзирателя. Шесть женщин вместе с ней поставили в шеренгу на расстрел, автоматчики прицелились, и когда прозвучал выстрел поверх голов, пятеро женщин упали, а мама осталась стоять. 

Красная пуговица

Ее мама, в прошлом портниха, ухитрилась сшить из куска одеяла дочке комбинезон, в котором та проходила все три года, что была в лагере. На ногах вырезанные чуни из старых подошв, скрепленные проволокой. Не помогло. Ноги отказали, и когда пришли освободители, мать несла ее на руках, обессилев, посадила на камень. Девочка запомнила, что узники выходили из лагеря, взяв в руку что-нибудь красное. Клочок ткани, тесемку, а кто-то как знамя победы, зажимал в кулаке красную пуговицу.

 Среди освободителей-десантников был молодой лейтенант Алексей Ванин. Они встретились с ним через годы в родном Заволжье, где фронтовик, как и она, руководил одной из школ. Запомнила на всю жизнь Людмила и то, как бережно выхаживали ее в солдатском госпитале, как бойцы уважительно потеснились, уступив койки маленьким изможденным узникам концлагеря.

«Простить не могу»

На подконтрольных гитлеровцам территориях содержалось в концлагерях, лагерях смерти, тюрьмах, по разным данным, от 18 до 20 млн человек. Из них более 11 млн были уничтожены. Половина из них – дети. Цифры, от которых становится душно, наизусть знает Леонид Федорович Лисаневич.

В Российский союз бывших малолетних узников концлагерей входят и ветераны Нижегородской региональной организации. Сейчас в её рядах – 188 жителей нашей области, в девяностых было 1,5 тысячи. Лисаневич руководит отделением РСБМУК. Он – человек, прославивший себя не только как один из самых юных партизан страны, узник концлагеря. Он – единственный из всех выживших, наотрез отказался от денежных выплат правительства поверженной Германии для переживших концлагерь.

– Без покаяния не может быть никакой компенсации. Чтобы выдали деньги, нужно было подписать бумагу о том, что по прошествии лет никаких претензий у меня уже нет. Забыть? Примириться с фашизмом? Ну уж нет! Мы обязаны помнить и передавать другим все, что пережили, именно для того, чтобы не повторялись ужасы, когда неповинных людей, детей убивают и терзают лишь за то, что они русские, евреи, цыгане, – так объяснил Леонид Федорович свой поступок. – Сейчас очень важно, чтобы в стране появился Закон о жертвах фашизма. Такой закон не даст злу снова прорасти. Я много лет толкую это на разных уровнях, но пока не вижу ответа. Когда-то мы с отцом свидетельствовали на Нюрнбергском процессе, и к нашим показаниям прислушались всерьез (показания опубликованы в Германии), хочу, чтобы и теперь мне поверили, – говорит Леонид Федорович.

– Я оказался в плену в пятилетнем возрасте, – рассказывает Леонид Федорович. – Мы, пленные, в числе которых было много детей, шли пешком около 300 километров в 130-й концлагерь в Рославль. Там нас недолго держали, перевезли в тюрьму гестапо. А потом – в концлагерь при авиабазе, где дети на минном поле должны были обнаруживать снаряды. Малолетним пищи не полагалось. Многие умерли. По официальной статистике, возвращался из такого лагеря один ребенок из 10. Спасли меня партизаны за две недели до того, как весь лагерь был сожжен фашистами, заметавшими следы. Тысячи людей расстреляны. 

Лене Лисаневичу в конце войны было всего 8, но выслушивали его показания действительно всерьез. Он был единственным человеком, оставшимся в живых из авиалагеря. Судьба его – разведка, подрывы вражеского железнодорожного полотна, все взрослые трудности и бои, в которые вступал Лидский партизанский отряд Демидова и Подбельского. Тяжелые травмы, ранение в голову, несколько операций не притупили память. И по сей день Леонид Федорович не желает забывать ни одного эпизода своего тревожного детства.

В доме с дельфинами

На улице Крылова, в доме, построенном кооперативом Дальневосточников в Лысково, украшенном дельфинами, живет Леонид Леонович Хомутовский. Все близкие у него на Дальнем Востоке. А вот супруга Дина Семеновна совсем немного не дожила до золотой свадьбы. Теперь в память о ней он старается держаться, ведет огород. Считает, что силы еще есть, недаром родился богатырем.

 В 1936 году ребенок в 5,5 килограмма считался чудом, а он еще и на 7 ноября угодил. Когда было парню пять лет, началась война, враги выжгли всю округу, и он попал в партизанский отряд, а потом и в лагерь смертников, вместе с матерью в тюрьму. Дальше – другой концлагерь. Старшие сестры и мать работали во вредном цехе на алюминиевом заводе, а пацанов, что покрепче, держали, чтобы брать у них кровь. Вены особо не искали, один раз взяли из коленки, да так, что ходить Леня потом долго не мог как следует. И сейчас беспокоит правое колено, как вспомнит войну… Все выдержал богатырь, хотя и сильно исхудал. 

После войны пришлось пережить немало трудностей. Жили в землянках, строили дома. Уехал зарабатывать деньги на Дальний Восток, прошел там все профессии лесозаготовителя. Служил пять лет на флоте, женился. Жилье для военных дальневосточников строили по всей стране, он выбрал Горьковскую область, и не жалеет.

Со своими друзьями по ветеранской работе познакомила нас Галина Александровна Гронская, председатель общества узников концлагерей Дзержинска, Почетный гражданин области. За плечами ее – два лагеря Польши и Германии. Гитлеровцы прозвали ее «маленькая русская мама», и некоторые разрешали убегать в деревню за едой для малолетнего братца. Она всегда возвращалась, бросить его не могла. А однажды на нее, бежавшую, спустили собак, и отметины от их зубов до сих пор белеют на коже.

 Мы не смогли долго говорить с Галиной Александровной о войне. Тяжела эта тема для тех, кто в детстве близко видел смерть. Всем им уже за 80. Не смогла говорить и бывшая узница Раиса Семеновна Дюкова, залилась слезами, хотя уж столько лет минуло. Думается, что эти слезы тоже свидетельство: забвению не подлежит, повторения не допустим.

Вера Чеботарева. Фото Анатолия Рисинца, газета «Новости Заволжья», Фото Веры Сухоруковой и из архива ветерана.