Только одна картина из самых ранних запечатлелась в сознании умирающего ребенка. Стучат колеса поезда, в дверную щель товарного вагона видны мелькающие до головокружения придорожные столбы. Нет ни еды, ни воды, ни взрослых. Трое или четверо таких же, как она, детей сидят рядом с ней на полу, а по сторонам лежат и молчат люди с закрытыми глазами. Спят ли, живые ли?.. Тогда она не думала об этом, и вообще ни о чем: кто усадил ее в товарняк, откуда и куда двигается этот поезд... 

Ее зовут Нина.

Девочка знала, что зовут ее Нина. В Ярославле обессиленных от голода, умирающих ребят разобрали по семьям. Ее повели с собой две взрослые девушки-сестры Надя и Лиза Горины. 

Картинка вторая, всплывшая в сознании, еда – вареная картошка, которую дали сразу по приезде в общежитие. Эта бесценная картошина истощенному ленинградскому ребенку чуть не стоила жизни. Живот разрывался от боли, маленькое тельце раздуло как шар. Дальше – скорая, больница и долгие месяцы, проведенные в палате. 

Врачи тщетно пытались установить возраст «скелетика» и обозначили наугад – три года. Но по прошествии пяти месяцев, когда организм Ниночки окреп и она пришла в норму, по антропометрическим данным возраст определили уже как пять лет. 

Пятилетний ребенок должен бы помнить хоть что-то из прежней жизни в Ленинграде. Но память, которую затмили перенесенные ужасы одиночества и болезней, так и не восстановила ни дня, ни ми­нуты. 

– Позднее я, конечно, узнала, как в блокадном Ленинграде, откуда меня эвакуировали добрые люди, патрульные собирали по подъездам еще живых, выносили и хоронили умерших целыми семьями. Много рассказывали невероятных историй спасения детей, чудом выживших в холодных кроватях, бережно укрытых пальтишками и одеялами, возле умирающих матерей, без питья и еды. Я думала: наверное, что-то подобное приключилось и с моей семьей. Установить истину было трудно, так как не было уверенности даже в том, что имя Нина мое собственное, – рассказывает жительница Кстова Нина Александровна Северная.

Три фамилии.

Недавно она отпраздновала круглый юбилей в день, который был отписан найденышу не по правде, а по душе – 8 марта. Девочек-потеряшек с такими датами рождения в послевоенные годы было немало. Назначено было и отчество, Александровна, а в свидетельстве о рождении не были указаны ни родители, ни место появления на свет. Особого времени у приемной мамы для ребенка не было. Старшие убегали на работу в порт, оставляли девочку одну, и она играла в большом коридоре, наблюдая за жизнью барака-коммуналки. Иногда брали приемыша подкормиться в свою столовую, и Ниночка училась быть благодарной за всякую помощь от людей. 

Когда девочка немного подросла, а ее наставница Надежда Павловна вышла замуж и родила ребеночка, Нина попала в свой первый детский дом-интернат №165 села Устье в Ярославской области под фамилией, которую носила приемная мать – Горина. Интернат закрылся, и было еще четыре детдома, в Диевом-Городище, Введенском, Рыбницах, городе Данилов. По последнему детдому она уже числилась Литвиновой. И вот, почему. Надя с крестной Лизой Ниночку навещали, она продолжала считать их своей семьей, зная, что других родных у нее на белом свете больше нет. Но желание искать родственников с каждым годом крепло. Для начала решила найти по-прежнему горячо любимую приемную мать Наденьку. Уже в старших классах подружки уговорили директора отпустить их в Ярославль на поиски. Там, где прежде жили, из Гориных осталась только Лиза. Она-то и рассказала, что Надежда с мужем переехали в Горьковскую область и дала адрес. 

И только гораздо позже, добравшись до своей приемной мамы, упорная Нина узнала, что на коричневом пальтишке, в котором она была вывезена из Ленинграда, нашлась вышивка «Нина Литвинова». 

Третья фамилия Нины Александровны – Северная, тоже не выдуманная и не чужая. Мужнина. Окончив педагогическое училище (потом был и педвуз), стала учителем начальных классов в Республике Узбекистан, потом, поселившись в Горьком поближе к маме Наде, самостоятельная, активная девушка встретила свою любовь и вышла замуж. В семье Северных есть внуки – это ее родная семья, для которой она стала опорой и хозяйкой. 

Педагог, воспитатель Нина Александровна никогда не оставляла надежды найти свои корни. Писала даже поэту Агнии Барто, в газеты, обращалась в теле- и радиопрограммы...

В Кстовском районе Нижегородской области она стала активным членом Совета ветеранов, возглавив организацию блокадников. Ей самой получить статус блокадника удалось только в 1995 году, благодаря сохраненным первым сведениям из Ярославского областного архива. 

В центре розыска.

Помощь в поисках нашлась в ее собственном Совете ветеранов. Председатель регионального отделения ветеранов Андрей Захаров, его заместитель по Кстову Константин Шуняев отправили письма в разные инстанции, и в Центр розыска и информации Общественной организации «Российский Красный крест». По учетным данным картотеки на воспитанников детских учреж­дений, находящихся на хранении, Горина Нина Александровна числилась в селе Ветошкино Гагинского детдома, куда судя по записи, она была переслана в 1948 году. Многое не совпадало, эту версию отвергли. Второе письмо указывало на Нину Литвинову, «взятую на воспитание гражданкой Гориной Н.П., проживающей в Ярославле». Тут совпала даже профессия мамы Нади – речник.

Из того же архива и из откликов на публикации появились сведения о семьях, в блокаду потерявших детей. Прислали несколько адресов.

Нина Александровна бережно хранит переписку с дочерью петербурженки Лидии Николаевны Чупраковой, Ириной, от которой узнала историю первых лет своей жизни.

Никто не предполагал, что ребенок красавицы Евгении и мужа ее Тимофея, рожденный перед войной, остался в живых. Большую семью Чупраковых, проживавшую на улице Добролюбова (дом разобрали на дрова в войну) выкосила блокада. Умерли братья Александр, Николай, Михаил, Александра Петровна. Тимофей работал, погиб героически, утонул, доставляя хлеб ленинградцам на Ладоге. Куда делась девочка, рожденная в апреле 1938 года, никто не знал. Возможно, это и была Ниночка, одна в пустом доме, определенном под снос. Ее могли подобрать на обходах пустующих квартир. Лидия – ныне покойная дочь Николая, оставила записи, что ей в детстве говорили о двоюродной сестре Ниночке. 

Родные глаза.

Предполагаемые родственники прислали фотографии, на которых нашлись и восьмимесячная Ниночка, и ее мама с папой. Фото Нины и приемной матери Нади, сделанное в Ярославле после эвакуации, легло рядом с присланными фотографиями семейного альбома Чупраковых-Завьяловых. 

– Бывших своих коллег в судмедэкспертизе я попросил сделать экспертный анализ сходства изображений на фото Нины взрослой и пятилетней, а также маленькой, с присланного из Ленинграда фото, – рассказывает Константин Шуняев. – Нужно было оценить сходство с родителями. Совет ветеранов передал все имеющиеся документы, и по фото в некоторых случаях определили 90-процентное совпадение.

Нина Александровна (а скорее, Тимофеевна) отметила 

8 марта 85-летие. Сейчас она выгладит не так, как тогда, когда преподавала в школе. Добрые морщинки у глаз, короткие, но ухоженные волосы, неувядающее интеллигентное учительское изящество, тонкие черты. Теперь, через многие десятилетия проступило то, что дает ответ на все вопросы. Очень похожее на ее нынешнюю лицо героя войны Тимофея Чупракова, что смотрит на нас с довоенного фото. Нина Александровна не устает вглядываться в родные глаза молодой пары с их первого совместного портрета. «Я нашла вас, дорогие мои», – подсказывает ей сердце.

Вера Чеботарева.

На фото: 1. Нина Александровна и Константин Шуняев в Совете ветеранов Кстова. 2. Евгения и Тимофей Чупраковы. 3. Пятилетняя Нина и мама Надя Горины.