Эту истину Олег усвоил еще в ранней юности, когда всерьез занимался спортом и побеждал на студенческих соревнованиях по прыжкам в высоту. Прыгая «ножницами» через планку, в чемпионы не выйдешь, а вот прыжок в стиле «Фосбюри-флоп», спиной вниз, когда в буквальном смысле рискуешь головой, хоть и опасен, но гораздо более результативен.

Утро

— Я кому сказала, задерни шторы! — Раздраженный окрик жены вынырнул из небытия и вернул его на землю. Ирина не любила дневного света, поэтому окна в их квартире почти всегда наполовину были зашторены. Олег, напротив, воспринимал оконный проем как сезонный пейзаж, обрамленный багетом. Вот и теперь он с удовольствием рассматривал заснеженный двор, старые деревья, убеленные инеем, замерзшие за ночь авто под шапками сугробов…

Он все пытался вспомнить, когда это началось — его маленькая хрупкая Ириша, которая раньше смотрела на него с обожанием и нежностью, постепенно превратилась в рыхлую бабищу, повелевающую всем и вся и сделавшую из него безропотного подкаблучника. Он даже подозревал, что Оленька, их единственная дочь, не потому так рано выскочила замуж за своего долговязого Веньку, что влюбилась в него без памяти. Скорее всего, думал отец, ей надоело быть свидетелем постоянных домашних скандалов, которые неизменно начинались с нарастающего по децибелам брюзжания супруги и заканчивались в лучшем случае хлопаньем дверью, а в худшем — битьем посуды.

Олег и сам удивился, когда впервые, неожиданно для себя, в ответ на привычные оскорбления что было силы хватил тарелкой об пол. Ирина сначала в изумлении застыла, а потом молча кинулась собирать осколки. С тех пор он время от времени практиковал этот действенный способ седативной терапии, сводя на нет численность японского сервиза на двенадцать персон — свадебного подарка тещи. Вот и сейчас — пронзительно захотелось взять с журнального столика в гостиной декоративную керамическую пепельницу в виде расшнуренного башмака и запустить ею прямо в застекленный пейзаж. Он на мгновение даже представил, как брызнут в воздухе бесцветные осколки, а в квартиру ворвется свежий морозный ветер… Вместо этого он аккуратно задернул шторы и понуро побрел на кухню:

— Ир, ты бы лучше завтрак приготовила, все-таки воскресенье…
Эти его скромные притязания вызвали новую волну раздражения у жены.

— Имею я право хотя бы в воскресенье отдохнуть от плиты?! — Не получившая выхода агрессия мгновенно ринулась по указанному руслу. — Нашел прислугу! Я и так света белого не вижу…
Началось, подумал Олег, и, торопливо накинув в прихожей куртку, без шарфа и шапки выскользнул за дверь. Уже на улице нащупал в кармане куртки смятые купюры и направился к ближайшей кафешке.

Телезвезда

— Два чизбургера и кофе, — откинув капюшон, он, не раздеваясь, прошел к барной стойке и протянул деньги. В столь ранний для такого кафе час посетителей здесь, кроме него, не было, и барменша, большеглазая темноволосая девушка, чем-то напомнившая Олегу его жену в молодости, приветливо улыбнулась:

— Доброе утро!

— Для кого доброе, — буркнул было Олег, но устыдившись своей невежливости, тоже поспешил улыбнуться:

— В такую погоду только на лыжах кататься!
Д
евушка за стойкой простодушно призналась:

— А у меня нет лыж… Вы приезжий?

— Почему вы так решили? — вопросом на вопрос ответил Олег, принимая из ее рук пластиковую тарелку с бутербродами.
Девушка смутилась еще больше:

— Завтракаете не дома и вообще — про лыжи заговорили. За городом живете?

Олег искренне расхохотался:

— Я городской лыжник! И живу в двух шагах отсюда…
Она смотрела на него одновременно с любопытством и сочувствием. «Вот такие чувства ты, Олег Анатольевич, теперь вызываешь у молоденьких девушек!» — усмехнулся про себя странный посетитель кафе.
В это время на экране огромной «плазмы», являющей предмет здешнего интерьера, как в зеркальном отражении возник его двойник, только не в куртке с капюшоном, а в белом халате и со стетоскопом на шее.

— Ой! — восторженно вскрикнула девушка-барменша, — там вы…
Он совсем забыл — в минувшую пятницу у них в отделении была съемочная группа местного телеканала, и он, Колесов Олег Анатольевич, заведующий хирургическим отделением детской областной больницы, давал интервью смазливой журналисточке… Надо же, не раньше, не позже! Пока его кормилица дотянулась до пульта, чтобы прибавить звук, сюжет с доктором уже закончился, на экране замелькали титры.

Олег шутливо расправил грудь:

— Siс transit gloria mundi, — блеснул он вузовским интеллектом, — так приходит земная слава.
Бедная девушка не знала латыни и того, что в точности означает это выражение, но смотрела на него так, что Олег всерьез забеспокоился: не попросит ли она сейчас у него автограф… Вошедшие посетители — парень с девушкой — только прибавили ему куража:

— Не дадите ли номерок телефона? — нарочито игриво спросил он у девушки и достал из нагрудного кармана авторучку, чтобы записать его на бумажной салфетке. Та проворно перехватила инициативу, взяв у него салфетку и ручку, торопливо написала номер и под ним имя: «МАРИНА».
Пересказывать, как прошла следующая неделя, бессмысленно, все, как всегда: по утрам врачебные конференции, потом обход, потом операции… По вечерам телевизор, вечно недовольная жена, ее головная боль и несколько страниц детектива вместо снотворного. Единственное, что изменилось, — в кармане зимней куртки отныне притаился маленький бумажный комочек с номером телефона, который сулил Олегу перемены и, как в молодости, волновал кровь. Сорокапятилетний доктор почему-то был уверен, что девушка из бара ждет его звонка.

Ирина-Марина

Оказалось, что Марина, студентка дневного отделения юрфака, в кафе работала только два дня в неделю — в субботу и воскресенье. Пришлось ей на это воскресенье брать отгул: в девять утра у подъезда ее дома уже дежурил темно-синий джип, внутри которого, кроме водителя, находились две пары лыж: те, что побольше, для Олега, и поменьше, еще в фабричной упаковке — для Марины.

Она по-прежнему напоминала ему жену в молодости. Вот так же, с обожанием и радостью, когда-то на него смотрела Ирина. И это созвучие имен… Его не покидало ощущение, что, совершив один прыжок, он сбил планку, а теперь выходит на вторую попытку и ставит отметку выше первой.

— Куда ты лезешь? — недоумевал Пашка Бекетов, друг по институту, с которым они встречались на утренних конференциях. — Она тебе в дочки годится!

— Одну ошибку ты уже совершил, — укоризненно говорила старенькая мама, — и теперь наступаешь на те же грабли.

— Будет трудно, Ирина без боя не отступит, — предупреждал Михалыч, бывший тренер и гуру по жизни.

— Олег Анатольевич, Марина не станет жить в съемной квартире, — ставила условия Инна Алексеевна, будущая теща, которая всего на пару лет была старше доктора.

Вопреки всем ожиданиям Ирина даже не скандалила. Узнав, что квартиру и дачу, он оставляет ей, непривычно мирно вздохнула:

— И что эта дура в тебе нашла?
Олег вдруг подумал, что жена устала от такой их жизни не меньше его самого. В доме, где давно уже нет любви, как на войне — год идет за три… А сколько таких семей, рассуждал Олег, где он и она только терпят друг друга, укорачивая друг другу век! Потому что дети, потому что «совместно нажитое имущество», потому что страшно начинать с нуля, когда уже виски поседели… Это только в спорте опыт поражений приближает победу, в жизни сила маховой не играет роли, тут удачу раздает Всевышний. И не обязательно — по одной в каждые руки. Кому-то не достается совсем.
…А в маленьком кафе с большим телевизором девчонки-официантки прощались с Мариной.

— Он хоть богатый? — наивно спрашивала одна.

— У него такая крутая тачка! — завистливо цокала языком другая…

Счастливая невеста улыбалась:

— Девочки, он самый лучший мужчина на свете!

Похороны Михалыча

…Поздно вечером в квартире Колесовых раздался звонок.

— Па, тебя к телефону! — пробасил Колесов-младший, заглянув в кабинет отца.

Звонил Пашка Бекетов:

— Михалыч умер, — зная, кем был для Олега бывший тренер по прыжкам в высоту, Пашка опасался произнести неосторожное слово. — Похороны послезавтра.

Из кухни выглянула встревоженная Марина:

— Что-то случилось?

Вот женщина! Он еще ничего не сказал, а она уже напряглась — сердцем чувствует что ли?

Подошла, ткнулась лбом в плечо:

— Может, корвалола накапать, Олеженька, а?
Он погладил жену по волосам. От нахлынувшей нежности ком подступил к горлу. Вот так всегда — в радости и в горе, пятнадцать лет, как один день.

— Не надо корвалола, завари-ка лучше чаю. И позови этого акселерата, все равно не спит…
…Если бы вы были, к примеру, птицей и могли заглядывать в окна, то непременно увидели эту картину: в полночном городе на пятом этаже высотки светится одно окно. Сквозь незадернутые шторы вы бы увидели, как трое — он, она и их взрослеющий сын — сидят на кухне. Давно остыл их чай, глава семейства что-то рассказывает, активно жестикулируя, а жена с сыном, нахохлившись, как воробьи на ветке, внимательно слушают каждое его слово. Возможно, вы даже догадались бы, что он рассказывает про своего любимого тренера Михалыча и про американского прыгуна Дика Фосбюри, чьим именем полвека назад был назван рискованный прыжок.

Татьяна ЧИНЯКОВА.