Всероссийская известность пришла к Максиму Горькому, когда ему было немного за тридцать. Понагулявшийся по Руси, понасмотревшийся на быт простого народа, посотрудничавший в газетах будущий писатель активно учился излагать увиденное на бумаге. Эпоха вполне благоприятствовала тому: в России начинался так называемый Серебряный век, в моде был либерализм, публика жадно набрасывалась на новые идеи, новые книги, валом валила на театральные постановки.

Первый шквал славы

В стране наблюдается бум юмористических журналов, причем нацеливались они не на «узколобую» интеллигенцию, а именно на мелкого буржуа. Кстати, хотя и с большими пропусками, в значительной мере фрагментарно, старые сатирические издания собраны в фондах Нижегородской областной библиотеки.
Что касается Максима Горького, то пресса зашумела о нем лишь на самом рубеже веков, после выхода «На дне». На пару лет герои пьесы вошли в моду; пресыщенная богема устраивала маскарады а-ля босяк.

Рассматривающего старые карикатуры современного читателя шокирует, что певца Собинова на них очень часто изображают в виде рака с усами, Шаляпина — с чайником в обнимку, а Максима Горького — в балетной пачке. Разгадать тайну рака и чайника я так и не удосужился, а с Алешей Пешковым вышло вот что: оказывается, в 1901 году во МХАТе на чеховском «Дяде Ване» публика во время антракта вычислила из толпы Горького и в буквальном смысле слова прижала его к стенке, не давая проходу. Горький не стерпел, обратился к любопытным:

— Чего вы глазеете на меня? Я — не Венера Медицейская, не балерина, не утопленник; что интересного во внешности человека, который пишет рассказы? Идите смотрите чудную пьесу Чехова, а не занимайтесь пустяками…

Позже, протрезвев от опьянения славой, он сам описал этот эпизод в рассказе: «О писателе, который зазнался». Журнал «Стрекоза», один из лучших в своем жанре для своего времени, нарисовал Горького на стуле, в пачке, зашнуровывающим тапочки, в то время как вокруг него суетятся фотографы.
«Не балерина, а все вытанцовывается!» — дружески шутил другой журнал. «Петербургская газета» выступила с карикатурой «Г-н Горький и г-н Шаляпин в ролях балерин на благотворительном вечере в Нижнем Новгороде», на которой художественно изображено, как оба они раскланиваются со сцены в лаптях с розами в руках, а сзади толпа ехидно улыбающихся нижегородцев.

В поисках имиджа

Надо сказать, что первого испытания славой Пешков не перенес, за что неоднократно удостаивался «щелчка по носу» со стороны своих более скромных коллег. Рассказывают, что, когда впервые Горький побывал в Санкт-Петербурге, друзья обманом потащили его к фотографу, а писатель, как только узнал об их намерении «снять его», сбежал. Впоследствии Горький возлюбил фотографироваться, что делал неизменно в разных позах, порою смехотворных. «Наше время» нарисовало, как Горький снимается для истории стоя на голове, подписавши типа того, что все другие позы для открыток им уже перепробованы.

Кроме того, писатель образца 1901 — 1902 годов (напомним, что ему было тридцать с небольшим лет от роду), поддерживая свой имидж «мужичка», взял себе моду появляться на публике в вышитой рубахе, в рабочей блузе с пояском и в сапогах «со скрипом» — ни дать ни взять, подгулявший кулачина на сельской ярмарке. «Петербургская газета» с подписью «Зазнавшийся писатель» опубликовала рисунок: наш земляк сидит и пьет чай, гордо водрузив ноги на стол. Она же еще раз прошлась по тому же сюжету, только в этот раз между столом и ногами оказались три тома «изящной русской литературы», а рядом добавили чашку с фимиамом. «Голова, воспевающая Босые ноги» — так была подписана она.

От Москвы до Петербурга

Желая всероссийской славы, Горький, изрядно намозолив глаза питерцам, направился пожинать лавры в Москву. Коммерческий эффект от этого вояжа превзошел все ожидания — его и там буквально на части рвали, засыпая предложениями. «Новое время» (пожалуй, самая читаемая газета России того периода) так отреагировало на эти события: Горького нарисовали в смирительной рубашке за гостиничной дверью, в которую полицейский не пускает группу проныр с блокнотами (микрофонов тогда еще не изобрели).

Журнал «Развлечение» представил, как на середине радищевской трассы встречаются Горький с Шаляпиным. Дескать: откуда и куда? «Из Москвы да в Питер… Москву пощипал, теперь и в Питер еду за тем же». Это Шаляпин, а наш герой двигается в обратном направлении.

Но больше всего, конечно же, в сознании публики первых лет нового ХХ века Максим Горький ассоциировался с обликом босяка. Журнал «Стрекоза» опубликовал в те годы изображение фантастического «памятника Горькому от босяков»: на колонне сидит писатель в лаптях и в шляпе, с балалайкой в руке, а у подножия трое бородатых оборванцев исполняют «танец с бутылками».

Под денежным грузом

Бешеной популярности сопутствовали бешеные деньги — кому угодно голову закружит. К чести писателя, он не пустился в разгул (иначе об этом не преминули бы сообщить «зубастые» журналы), а принялся вкладываться в книгоиздательство. «Петербургская газета» в 1902 году так «отметила» факт приобретения им издательства «Знание»: писатель держит в руках букварь и размышляет:

— А что, пожалуй, оно и принесет мне пользу…

Польза, несомненно, была. До сих пор «Сборники» этого издательства, к сотрудничеству в которых Алексей Максимович приглашал лучших авторов своего времени, считаются «классикой жанра».

Еще более оперившись, Максим Горький прикупил себе усадьбу — практически за гонорар с пьески, занимающей сто страничек (правда, написанной так, что потом ее включили в школьную программу, откуда она не «слезает» уже сотню лет). Завистливые газетчики нарисовали босяка, сгибающегося под тяжестью трехтомника избранных произведений, поверх которых восседает сам писатель:

— Эх, Горький, горько мне, что ты на мне во-он куда выехал, а мне по-прежнему не сладко!
В ноябре 1904 года «Шутом» была опубликована карикатура, на которой бородатый мужик нетрезво философствует над налитым стаканом:

— Что есть на свете выше водки?.. Ничего… Водка — это звучит гордо!..

На грани забвения

В 1905 году стране было не до Горького, затем, когда революционные бури несколько схлынули, Горькому стало не до страны. Еще в 1906 году, опасаясь преследований за прошлое, Алексей Максимович приучается любить Родину издали — и делает это до 1913 года, когда в честь 300-летия династии Романовых правительство объявляет революционерам амнистию.

До конца 1910 года становится модным издеваться над уменьшением интереса публики к Максиму Горькому.
«Что-то делают герои Максима Горького?» — «На самых высоких книжных полках лежат». Это говорит интеллигенту в очках улыбчивый приказчик в книжной лавке, показывая на задвинутые с глаз подальше запыленные тома.

Выход в 1910 году малоизвестной пьесы М.Горького «Чудаки» газетчики осмеяли таким образом, что якобы Горький на пару с Леонидом Андреевым несут свои пятиактные драмы в страховое общество, надеясь хотя бы так их застраховать от провала. Это последняя известная мне дореволюционная карикатура на нашего уважаемого земляка; начиная с 1911 года публике и кроме Горького хватало и других тем для дискуссий и обсуждений. Затем — война, революция и приход новой власти, очень поначалу не любившей сатиру.

Последние годы классика

Только в 1922 году Советы дают разрешение на возобновление строго подцензурных юмористических журналов уже не для жирующих буржуа, а для пришедших домой после смены рабочих. Соответственно меняются в них и тон, и тематика. Поскольку по большому счету рабочим до большой литературы было дела мало.

Лишь в 1928 году, когда Алексей Максимович в очередной раз наездом вернулся в страну, к нему появился некоторый интерес. «Крокодил» в № 13 за 1928 год публикует шарж на писателя. Советской пропагандой «дедушка Горький» был признан живым классиком советской литературы, так как он в свое время стоял за революцию и вроде бы против царя. Соответственно позволялось лишь слегка погладить его по головке, но ни в коем случае не бить по щекам. В 24-м выпуске «Крокодила» за 1929 год напечатали очередной дружественный шарж со стихотворной подписью активно в те годы сотрудничавшего с этим журналом В.Лебедева-Кумача: «Несмотря на недостатки, а на достижения / Даже Горький станет сладким в этом положении».

После кончины писателя в 1936 году за все последующие годы Алексей Максимович «засветился» в «Крокодиле» еще лишь дважды: в 1959 году в журнале была опубликована карикатура на моду к излишней роскоши театральных декораций — на ней босяки из пьесы «На дне» в постановке режиссера Зачужой-Счетова выходят на сцену в атласных и парчовых платьях, играя среди антикварного реквизита. В том же «Крокодиле» в 1966 году была опубликована карикатура В.Чижикова на сверхызыски в театре, якобы некто додумался поставить «На дне» в исполнении водолазов в гигантском аквариуме с водой вместо сцены.

Анатолий МОСКВИН