— Погаси глаза то, ишь, как светятся! — ворчала седая бородавчатая гардеробщица тетя Паша, принимая Верину шубку. — Не в театре, чай, работаешь… Что верно, то верно, Вера Сергеевна Алферова, врач высшей категории, работала в областном онкологическом диспансере, где, как известно, больные редко выздоравливают, и приходить сюда с таким счастливым выражением лица было просто неприлично. Если бы не одно обстоятельство — Вера Сергеевна была влюблена и собиралась замуж. Лет десять назад она в одночасье потеряла мужа и дочь — у таксиста, который вез их в аэропорт, внезапно случился сердечный приступ, и машина на предельной скорости врезалась во встречный автобус. Вера Сергеевна тогда возвращалась из Новосибирска с научно-практической конференции онкологов и очень удивилась тому, что ее никто не встретил…

Желтые розы

Последующие десять лет она не жила, а доживала: ходила на работу, отмечала с коллегами праздники, смотрела по вечерам программу «Время». В прошлом году один из пациентов, с четвертой степенью, выписываясь, подарил ей бежевого мопса-трехлетку:

— Если что со мной случится, — сказал он, печально отводя глаза в сторону, — за Федора я буду спокоен…
И стали они жить вдвоем — флегматично-невозмутимый Федор теперь выгуливал свою хозяйку дважды в день — утром и вечером, приносил в зубах резинового зайчика, требуя, чтобы та с ним играла, и с удовольствием выслушивал ее нехитрые откровения. Ему первому она и поведала о начале романа.

Не сказать, чтобы Виктор был раком на безрыбье, ухажеры у Веры и раньше случались, но — чтобы вот так, с кружением головы, утонуть в насмешливых светло-серых глазах, с замиранием сердца, как девчонке, ожидать его звонков — такого с ней еще не бывало… Виктор привез к ним своего отца из райцентра. И, кажется, вовремя. После операции тот быстро пошел на поправку. А Виктор теперь все выходные проводил с Верой. Он появлялся на пороге ее квартиры в пятницу вечером с неизменными желтыми розами, которые, как ему показалось, она любила. Домой уезжал только в понедельник утром.

В паспорт его Вера, конечно, не заглядывала, ей бы и в голову такое не пришло, но по рассказам знала, что Виктор недавно развелся, что у него две взрослые дочери, что работает он завгаром. Тем более странным ей казалось то, что они так совпали: им нравились одни и те же фильмы, одни и те же писатели… Они никак не могли наговориться, ночи напролет вспоминая каждый свою предыдущую жизнь. А когда Вера в приступе несказанной нежности гладила его по руке, то искренне удивлялась: при таких огромных кулачищах такая тонкая организация души.

— Ты очень хорошая, — жарко шептал он ей в ухо, а она спорила:

— Ты лучше меня, потому что прозрачный, как стекло!

Он был настолько открыт и прямолинеен, что Вера порой испытывала неловкость за свои маленькие женские хитрости. К примеру, она могла сделать вид, будто только что пришла с работы и не успела переодеться. На самом деле она просто хотела встретить любимого мужчину не в домашних джинсах, а в красивом костюме. Или подсмотреть номер телефона, с которого ему звонили, это могли быть и дочери, и бывшая жена, которая, как говорил Виктор, «никак не успокоится».

Более всего ее удивлял Федор. Не зря говорят, что собаки чувствуют хорошего человека. Виктор еще только переступал порог их трехкомнатной квартиры, а Федор уже заходился в радостной истерике — лаял, прыгал, пытаясь на лету лизнуть гостя в руку, непременно тащил ему своего драгоценного зайчика.

С появлением Виктора в доме, что немаловажно для одинокой женщины, перестали подтекать краны и выпадать из стены розетки. Кухонный стол теперь стоял как вкопанный, до того, как Виктор подтянул болты, он шатался и скрипел. Перекошенная дверца шкафа вернула себе недостающую петлю и выровнялась. А часы в гостиной наконец опять пошли, и золотая лошадка над циферблатом обрела вторую молодость — так задорно она отныне изображала галоп.

От тихих пятничных вечеров веяло семейным теплом, и Вера почти не удивилась, когда Виктор однажды провозгласил:

— Довольно мне мотаться туда-сюда, жечь бензин, в понедельник пойду устраиваться здесь на работу. Ты как, не возражаешь против моей прописки?
Это, надо понимать, и было предложение руки и сердца. Вера восторженно строила планы. После свадьбы они с Виктором обязательно обвенчаются в церкви, уж это свое счастье она будет беречь как зеницу ока, призвав на помощь все силы небесные…
У дверей в ординаторскую ее дожидалась поступившая накануне больная — миловидная женщина лет сорока, с миндалевидными, как у Нефертити, глазами. «Откуда в сельской глубинке такие породистые львицы берутся?» — мимоходом успела подумать Вера Сергеевна, а вслух сказала:

— Проходите в палату, я к вам сейчас подойду.

Прежде, чем записывать анамнез, доктор взглянула на историю болезни: пациентка была землячкой Виктора, проживала в том же городке. У нее потеплело внутри — спросила, как знакомую, не знает ли такого… Сидя на краешке кровати, женщина внезапно выпрямила спину и напряглась:
— А вы, случаем, не родственницей ему приходитесь?

Вера Сергеевна слукавила:

— Да нет, отца он сюда недавно привозил…

Больная обеими руками расправила на коленях фланелевый халат и выдохнула:

— Ни приведи, Господи, вам таких знакомцев!

Теперь уже Вера Сергеевна напряглась, с нарочитым равнодушием, будто боясь спугнуть, она провоцировала собеседницу на откровенность:

— А мне он показался довольно милым человеком…

Анамнез

— Вот и мне сумел понравиться, — начала свой рассказ словоохотливая Нефертити. — Замуж ведь было собралась за него: и непьющий, и рукастый, и заботливый. Говорил, что в разводе, что бывшая жена — стерва… Стерва-то она, может, и стерва, да уж больно оборотистая бабенка. Надо ведь такое придумать! Оформила с мужем фиктивный развод и сдает его напрокат.

— Как это — напрокат? — У Веры Сергеевны почему-то бешено заколотилось сердце и ослабели ноги, она присела на соседнюю кровать, благо больные в эту пору обычно пребывают на процедурах и в палате, кроме них двоих, никого не было.

— Все деньги, что лежали на книжке, сняла и отдала ему на машину, он до этого на «Жигулях» перебивался. А я ему, мол, это тебе свадебный подарок… Но когда отказалась ему дом подписать — вот ведь сердечко почуяло! — его как подменили. Сел на новенький джип и вернулся к жене. За день до свадьбы… Я и болячку-то оттого наплакала себе, полгода с той поры спокойно спать не могу.
Больная с глазами египтянки достала из-под подушки скомканный носовой платок, привычным жестом вытерла накатившие слезы и продолжила:

— Я, конечно, понимаю, две дочери на выданье, им же приданое нужно, кто из парней нынче за просто так женится? Да и в город норовят перебраться, у нас ведь молодежь нынче — пьянь на пьяни… Куда вы, Вера Сергеевна?

— Потом закончим, позже… Я зайду! — выкрикнула докторша уже от двери и, вылетев в коридор, во всю прыть понеслась вниз, в гардеробную. Поймав на улице такси, назвала адрес дома, в котором находилось ЖЭУ: недавно она подписала Виктору документы на прописку, и сегодня он должен был получить заветный штемпель в паспорте. Узнав от паспортистки, что жених еще не приходил, перевела дух: слава те, господи, успела!

Чуть позже, проходя мимо собственного подъезда, увидела во дворе темно-синий джип Виктора. Машинально свернула в подъезд, машинально нажала кнопку лифта. Дверь открыла своим ключом и шагнув в квартиру, засвидетельствовала довольно идиллическую картину: за столом в кухне угощались ее, Вериным, пирогом с капустой Виктор и незнакомая ей женщина. Вспыхнув, Виктор метнулся навстречу:

— Ты как здесь? У тебя же операция! А я вот свою бывшую жену встретил… — от неожиданности он даже лгал не в свою пользу. Судя по тому, как благодушно жевала незваная гостья чужой пирог, бывшей она себя не ощущала.

— Ключ! Быстро! — От волнения Вера не способна была произносить предложения целиком и лишь отрывисто повторяла главные слова:

— Верни! Ключ!

…Было бы не безопасно в таком состоянии оперировать, она позвонила завотделением, сослалась на плохое самочувствие.

— Конечно, конечно, Вера Сергеевна! — шеф сам перепугался, он никогда не слышал, чтобы она разговаривала таким осипшим голосом. А Вера, наконец очнувшись, брезгливо сгребла в кучу посуду со стола вместе со скатертью, сунула этот узелок в мусорное ведро под раковиной, прошла в прихожую, переобулась в тапочки, повесила в шкаф шубку и на этом месте встретилась со своим отражением в зеркале. На нее смотрела немолодая, уставшая женщина с потухшими глазами.
В глубине квартиры виновато скулил Федор.

Татьяна ЧИНЯКОВА.