Когда она должна была вот-вот появиться на свет, ее отец умирал в одной из палат онкологического центра. В перерывах между сеансами облучения он читал роман немецкого археолога и писателя Георга Эберса «Уарда». Там среди верховных жрецов и фараонов встречаются главные герои романа — Рамери и Уарда, внучка храброго данайца, красивая гордая девушка с золотыми волосами. Нелегкой была их дорога к счастью, они прошли через интриги и ненависть близких, ложь и клевету, но, благодаря силе своего чувства, прошли все испытания и сумели сохранить любовь. — Если родится дочка, назови Уардой, — тихо попросил Павел Михайлович Кожевников свою жену Ирину. Так получилось, что это были его последние слова. А спустя ровно сутки родилась Уарда…

Гуд бай, Америка!

— Рональд, — широко улыбаясь, первым протянул руку тезка сорокового президента Соединенных Штатов, — ваш коллега.

— Уарда! — весело тряхнув рыжими кудрями, ответила на рукопожатие Уарда Павловна. Это был прощальный прием по случаю отъезда делегации российских юристов на родину, и где-то в аэропорту Кеннеди уже выруливал на заправку серебристый боинг, который утром возьмет курс на Москву. По этому поводу у всех наших было приподнятое настроение: трехнедельная стажировка, организованная предприимчивым Соросом, подходила к концу…

— Старинное русское имя? — Веснушчатый американец удивленно вскинул брови. Уарда расхохоталась:

— Старинное египетское, в переводе означает — роза…
И это был бы прекрасный повод поболтать с заокеанским коллегой, но тут из-за его плеча показался ментор Дэвид Хэнкель:

— Леди Уарда, могу я вам предложить бокал вина?

За три недели пребывания в Нью-Йорке Уарда и Дэвид так подружились, что обоим было понятно: впереди их ожидает бурный роман. Они уже обменялись адресами и номерами телефонов, на католическое Рождество Дэвид обещал приехать в Россию. Пожалуй, он влюбился в эту русскую с первого взгляда. Его не смущало то, что она на пять лет старше его, что ее сын в этом году поступил в университет. Самое главное, на его американский взгляд, было то, что Уарда разведена, а значит, свободна.

— Ты увозишь частичку моего сердца, — горячо шептал он ей в ухо. Уарда рдела как маков цвет, украдкой оглядываясь на соотечественников, но в глубине души сознавала, что ей нравится этот статный голубоглазый мужчина с манерами джентльмена и… чем черт не шутит, а вдруг это и есть ее счастье?

Они договорились, когда Уарда окажется дома, позвонит ему в первый же вечер. Но когда она поворачивала ключ в двери своей квартиры, в прихожей уже вовсю трезвонил телефон.

— Ма, этот Дэвид звонит каждые полчаса, — нарочито сурово проворчал долговязый Димка, чуть позже натягивая перед зеркалом настоящие американские джинсы. — Он кто?

— Ой, не знаю, сынок! — Уарда сладко зажмурилась. — Поживем — увидим…

Сандра

Письмо было написано на русском языке с огромным количеством ошибок. Уарда Павловна, увидев обратный адрес на электронной почте, не сразу сообразила, что это прислала мама Дэвида.

«Дорогая Уарда, — писала Сандра Хэнкель. — Мой сын легкомысленно увлекся вами, забыв, что у него есть невеста. Их торжественная помолвка состоялась в начале лета. Его избранница Джоанна хороша собой, молода и мечтает родить ему троих детей. Кроме того, она американка, а ведь это так важно, когда в семье не возникает конфликтов из-за разницы в менталитете и вероисповедании…»

Письмо было довольно длинным и из-за ошибок читалось с трудом, но Уарда все поняла. Мамы всех времен и народов одинаковы: они желают своим детям счастья. Тем более что Дэвид, она знала это, единственный сын у матери и никогда прежде не был женат.

В конце письма Сандра напомнила адресату, что у них в Америке весьма популярна поговорка: «Живи и не мешай жить другим». Получалось, что Уарда нарушила покой этой семьи и «помешала» какой-то неведомой Джоанне. И хотя в этой ситуации не мешало бы взглянуть в голубые глаза Дэвида, оскорбленное самолюбие уже запалило бикфордов шнур гордости: когда вечером в квартире раздался привычный звонок, Уарда Павловна, дабы избежать Димкиных расспросов, просто отключила телефон.

И потянулись дни, холодные и белые, как русская зима. Этот незатейливый калейдоскоп «дом — работа — дом» иногда разнообразили негромкие корпоративные вечеринки по случаю дня рождения кого-то из коллег. По окончании посиделок доцента кафедры уголовного права Кожевникову, как правило, провожал до дома ее давний поклонник Александр Иванович. Получив однажды отказ в ответ на свое предложение руки и сердца, и без того немногословный Алекс, казалось, замолчал навсегда. Молча они ехали в такси, затем он молча целовал даме руку и так же молча удалялся прочь.
Уарда Павловна терпеть не могла своего одиночества, но стоило ей представить этого молчаливого зануду Алекса рядом с весельчаком Дэвидом, как ее охватывала смертная тоска.

— Уж лучше жить приятными воспоминаниями, чем варить кофе абы кому, — призналась она однажды матери.

— Как же ты похожа на отца! — только и вздохнула Ирина Васильевна, так и не нашедшая за эти сорок лет замену своему Павлу.

Одиночество

В канун католического Рождества Уарда не выключала телефон. И на звонок в дверь, когда Димка завалился с друзьями, отозвалась особенно нервно. Только напрасно — от Дэвида больше не было вестей. А ведь уже строила планы…
Они были очень похожи с Дэвидом.

-Либо ты не типичная русская, либо он не типичный американец, но вы как две капли воды из одной кружки, — сказал тогда про них наблюдательный аксакал Борис Альбертович, руководитель группы российских юристов, приехавших на стажировку в Штаты.

И хотя он плохо говорил по-русски, а она, наверное, так же плохо по-английски, смотрели они в одну сторону и думали одинаково. И позже, о чем бы ни говорили по телефону, оба частенько ловили себя на мысли, как бы хорошо им было идти по жизни вместе. Теперь Уарда Павловна корила себя за преждевременные выводы. В подушку по ночам не плакала, нет, но все темнела лицом, когда в программе «Время» передавали новости «оттуда», и становилась все тише и печальнее.

Под Новый год наврала всем с три короба: вместе с любимым мужчиной и его компанией новогоднюю ночь встретят на пароме по дороге в Финляндию… А сама накрутила беляшиков, чмокнула Димку в снисходительно подставленную им щеку, вручив предварительно вожделенный ноутбук, и с вечера махнула к маме, чем несказанно обрадовала Ирину Васильевну.

— Как Новый год встретишь, так и проведешь, — тем не менее грустно пошутила вдова со стажем. — Видно, и тебе, Урдашка, век одной куковать…

Рождество

Все-таки любят в России праздники: в третий раз собиралась страна на широкое застолье. Затевалось православное Рождество. Уарда Павловна боялась, что ей придется долго уговаривать сына, но Димка неожиданно легко согласился в этот вечер побыть дома. Уж как она старалась! Будто не на двоих готовила праздничный ужин, а ждала дюжину гостей…

Когда вынимала из духовки дымящегося запеченного с яблоками гуся, в дверь позвонили.

— Открой, сынок! Это тетя Тоня со своими пирогами, — крикнула с кухни через плечо. Через минуту из прихожей донесся какой-то смятенный говор.
«Это не тетя Тоня!» — молнией пронеслась в голове догадка.

Аккуратно подвернув фольгу по краям румяной тушки, как была в переднике, выскочила в прихожую. Чуть смущаясь и щурясь от яркого света, в длинном кашемировом пальто на пороге стоял ее Дэвид. Впереди выступала беловолосая сухопарая женщина с такими же, как у Дэвида, голубыми глазами. Когда Дэвид подался было вперед, она царственным жестом придержала его за рукав пальто и шагнула навстречу Уарде Павловне.
Когда обнимала ее, чисто, почти без акцента произнесла:

— Прости меня, дочка…

Похоже, госпожа Хэнкель долго учила эту фразу.

Татьяна ЧИНЯКОВА.