Как это несправедливо и неблагородно для людского племени, но если мы что-нибудь любим, то непременно хотим это использовать. И поэтому безоглядно объедаемся любимыми вафлями, любимое платье занашиваем до дыр и даже воспоминания, если они любимые, достаем всякий раз, когда нам от них что-то нужно…

Детский дом

Если вы хоть однажды приезжали в детский дом, знаете, как это бывает. Внизу, под лестницей, раздевалка — казенные шкафчики и несколько десятков пар обуви в ряд, потом крашенные охрой перила, лестница на второй этаж. И вот вы входите в пустынную игровую, застеленную зеленым синтетическим паласом, где на асимметричных полочках, как на витрине неприбыльного магазина, покоятся образцово-показательные игрушки. Впрочем, если вы еще накануне предупредили заведующую о своем визите, то, возможно, в игровой на этот раз будут копошиться притихшие дети. Осторожно прикасаясь к кукольным платьицам и пластмассовым машинкам цвета ультрамарин, они будут одинаково напряженно внимать голосам за дверью. Но стоит лишь вам показаться в дверном проеме — о, этот инстинкт неистребим! — они забывают все наказы и стремглав кидаются вам навстречу. Они будут обнимать вас за колени, задрав голову, пытаться заглянуть вам в глаза и наперебой произносить лишь одно слово, от которого у вас сначала запершит в горле, потом глаза наполнятся слезами, а неподготовленное сердце испытает травматический шок: «Мама!».

Так или приблизительно так было когда-то и у Василисы, когда она приехала за своим Васяткой. Если уж говорить откровенно, он тогда еще не был ее, его появлению в квартире предшествовало огромное количество казенных процедур, про которые Василиса изо всех сил старалась забыть. Теперь же все выглядело довольно обыденно: в краснокирпичной высотке на набережной в одной из квартир поселились новые жильцы — сорокалетняя женщина с каштановой прической и белобрысый малыш лет пяти, ее сын.

— Васятка! — Ей нравилось называть мальчишку по имени, и она использовала для этого любой предлог. Даже жаль, что тот не отходил от матери ни на шаг.

— А папа-то у вас где? — ласково и бесцеремонно вопрошали любопытные старухи у подъезда. Василиса смущенно улыбалась им в ответ и почему-то в этот момент небрежно ерошила Васяткину белесую челку.

Жизнь в этой семье налаживалась и без папы. Утром, по дороге на работу, Василиса заезжала к Полине и оставляла там Васятку до вечера. Частный садик на пятерых детей обходился заведующей терапевтическим отделением горбольницы Василисе Андреевне недешево, но зато он не напоминал ни ей, ни Васятке зеленый палас и сиротскую игровую.

А по субботам они посещали секцию дзюдо для малышей, все-таки Васятка готовился стать мужчиной и защитником для Василисы. После первого занятия он ей так и сказал:

— Если тебя кто обидит, ты скажи мне, я ему к-а-а-к дам! — Мастерски выбросив вперед крохотный свой кулачок, Васятка тем не менее в своем кимоно напоминал ей уменьшенную копию самурая-буси.

Александр Сергеевич

Будучи очень правильной родительницей, Василиса в тот же день подошла к тренеру:

— Александр Сергеевич, Васятке не слишком рано заниматься таким видом спорта?

— Этот вопрос, мамаша, надо было задавать до того, — не оборачиваясь, пробурчал тренер, укладывая в стопку желтые маты, которые издали напоминали коржи для наполеона. Внезапно он выпрямился и, увидев, как обиженно поджала губы Василиса, поправился:

— Да вы не волнуйтесь, все будет хорошо с вашим мальчиком…

Перед ней стоял высокий, жилистый мужчина с коротким седоватым ежиком. Лицо загорелое, обветренное, строгое. Наверное, бывший спортсмен, подумала Василиса, а вслух сказала:

— Вы только не удивляйтесь, если он вас папой назовет, он раньше и женщин всех мамами называл, это пройдет…

Впервые он взглянул на нее с любопытством:

— Детдомовский, что ли?

Василиса съежилась, как от удара, инстинктивно обернулась на Васятку, но тот уже вовсю возился с ребятишками и, конечно же, ничего не слышал.
Она поднесла палец к губам:

— Т-с-с!

— Детдомовский, что ли? — уже шепотом переспросил Александр Сергеевич. — Повезло парню, а меня вот так и не усыновили…

Василиса прыснула: «усыновили», дяденьке, поди, уже полтинник с гаком… Но тренер был по-прежнему строг:

— Помню, мы в детдоме все мечтали, вот придет такая красивая тетенька, как вы, и скажет: «Я твоя мама»…

Когда до Василисы дошло, что ей только что сделали комплимент, она покраснела, промямлила что-то вроде «значит, до следующей субботы» и деловито протянула руку, чтобы попрощаться.

А он взял ее птичью ладошку в свою лапищу, сначала было сжал с силой, как привык, а потом вдруг наклонился и трепетно, едва касаясь сухими губами, поцеловал. Что-то давненько Василисе Андреевне не целовали рук… Она покраснела еще больше и, выхватив из кучи-малой своего Васятку, направилась к выходу.

А потом началось: «Александр Сергеевич сказал», «Александр Сергеевич велел»… И вдруг однажды:

— Мам, давай Александра Сергеевича позовем в гости!

— Васятка, это неудобно, что скажет его жена?

— У него нет жены, я узнавал! У него, он говорит, все быльем поросло…

… Пока Александр Сергеевич, сидя на диване в гостиной, рассматривал альбом с фотографиями, которые мама с сыном привезли прошлым летом из Египта, и слушал восторженные Васяткины комментарии, Василиса хлопотала на кухне. Какой она была доктор и администратор, знали ее больные и подчиненные, но вот о том, какой она была хорошей хозяйкой, догадывался весь подъезд высотки на набережной. По выходным из этой квартиры доносились такие запахи, что соседи, чуть свет выводившие своих пинчеров и мастифов на прогулку, закатывали потом своим женам сцены протеста. И, наверное, кто-то из них даже успел развестись на почве извечных бутербродов с колбасой.

— Можешь быть хоть членкором академии наук, — говорила Василисина мама, готовя дочь к семейной жизни, — но, если ты женщина, сначала накорми мужика и пришей ему пуговицы, а потом уже все остальное…

Мама у Василисы умерла рано — сама врач, а от рака не убереглась, она так и не успела расстроиться из-за неудавшейся семейной жизни Василисы.
Правда, теперь Василиса была всем довольна. Двое — это уже семья, правда? И вообще, мужики приходят и уходят, а дети остаются. Василиса чуть не выронила противень с пирогом, когда вдруг вспомнила своего бывшего…

— Мальчики, к столу! — как-то мило у нее это получилось, просто, будто она произносила такую фразу уже не в первый раз.

Теперь смущаться пришла очередь Александра Сергеевича. На не своей территории он ощущал себя не как на танцах — пригласят не пригласят, а как в танце, который уже начался: собьюсь или выведу?

Капустный пирог попал ему в самое сердце, сырные тарталетки усугубили впечатление, а десерт из малинового желе со взбитыми сливками оказался последней каплей.

Васятка сиял.

— У нас каждый день так! — похвастался он.

— Ну, Васятка, я тебе завидую, — все еще боясь сбиться и сказать лишнее, протянул тренер. И вдруг Васятка выпалил как из ружья. Нет, Василисе, да и тренеру, наверное, тоже показалось, что это он пальнул из скорострельной трехдюймовки. Чудом штукатурка не посыпалась с потолка:

— А вы не завидуйте, оставайтесь у нас жить! — Жерло пушки еще дымилось, когда гость и хозяйка встретились глазами.

Операция

Все это Александр Сергеевич и Василиса Андреевна Карташовы, не сговариваясь, молча вспоминали, сидя в ординаторской хирургического отделения, где их любезно разместил друг семьи хирург Колокольцев на время, пока идет операция. Оперировали их сына, Василия. Нелепая случайность — выскочил пацан на роликах из-за угла и угодил под колеса какого-то лихача, которого в заносе выбросило на тротуар.

— Боренька, спаси! — еще полчаса назад Василиса билась в истерике, повисая на руке Колокольцева.

— Да что ты, ей-богу, Васька! — всерьез сердился доктор. — Сама врач, должна понимать, что разрыв селезенки — это ерунда на постном масле. Щас заштопаем, и будет как новенький. С кровью вот только бы не было проблем, редкая у него группа…

— Так у нас с ним одна группа! — с готовностью вскочил Александр Сергеевич.

— Посиди пока, Сергеич, понадобится — позовем, — урезонил его Колокольцев и вышел.

А чуть позже в ординаторскую заглянула Рая, медсестра:

— Вас просили пройти в оперблок, нужна кровь, — обратилась она к отцу Василия. Василиса тоже было рванулась за ним, но он мягко отстранил жену:

— Посиди, Васенька, сказали же, ерунда…

Когда Василия выпишут из больницы, они придут к Колокольцевым втроем. Борис после удачной операции предупредил:

— Ты мне, Василиса, коньяков не носи, у меня самого этого добра — залейся! А вот если хочешь сделать меня счастливым, испеки пирог с капустой, твой фирменный…

…Намедни решили Карташовы окрестить сына. Поздновато, конечно, парень школу заканчивает в следующем году, но лучше поздно, чем никогда. И, конечно же, крестным отцом стал Борис Колокольцев. А как иначе? Это ведь ему тогда пришла в голову мысль отправить кровь на генетическую экспертизу. ДНК-тест ничего нового не принес в их жизнь: Карташовы и без того были счастливы. Но ведь как все сплелось: непутевый сын Александра Сергеевича от первого брака, сгинувший по причине беспробудного пьянства, его подружка-кукушка, которая отреклась от дитяти еще в роддоме, Васяткино детдомовское житие… И мир опять оказался тесен — линии человеческих судеб в стотысячный раз пересеклись в одной точке. Приемный сын оказался родным внуком, детский тренер по дзюдо — самым лучшим мужчиной на свете, а малыш, которого выбрали исключительно из-за созвучия в именах, закономерным продолжением фамилии Карташовых.

Татьяна ЧИНЯКОВА.