"И так без конца, день за днем, месяцы и годы живут они в своих публичных гаремах странной, неправдоподобной жизнью:" А. И. Куприн, "Яма".
Брали их без лишнего шума. Пять девушек и двое парней, прогуливавшихся прохладным вешним вечером вдоль ограды садика 1 Мая, особо, впрочем, и не кочевряжились: к плотным контактам с правоохранительными органами они привыкли. Как говорится, профессиональный риск. Спокойно, без страха, с деревянными улыбками на лицах расселись они в микроавтобусе Нижегородского УФСКН и, устроившись поудобнее, старательно принялись строить глазки нескольким сотрудникам наркоконтроля. Зрелище, надо сказать, было довольно-таки тошнотворным: старческие, все повидавшие "глазки" на не обезображенных излишним интеллектом физиономиях "строились" где-то на троечку: Рейд службы дознания ФСКН проводился в рамках операции, о которой, к сожалению, рассказать мы пока не можем. Так что ограничимся неким подобием полурепортажа-полуочерка - о том, что представляют собой не киношные, а реальные, из плоти и крови, "ночные бабочки". Ну и пару лирических отступлений позволим себе "по ходу пьесы":
"Теория удовольствия"
Покуда микроавтобус катится к наркодиспансеру на Левинке, скажем немного о том, почему наркоконтролю приходится исполнять порою функции "полиции нравов". Помнится, не так уж давно, лет пять назад, сотрудники тогда еще управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков Нижегородского ГУВД вторглись в один из городских "досужих" центров, довольно престижный. Отловленные и отправленные на экспертизу полтора десятка барышень все до единой оказались наркоманками и все до единой - заражены венерическими заболеваниями, порою в экзотических сочетаниях. СПИД мирно соседствовал с сифилисом, о хронической гонорее уже и речь молчит, а почти половина страдала еще и гепатитом С. Медики говорят, что это заболевание на порядок опаснее того же СПИДа: Речь, повторим, идет не о баньке на отшибе, не о двухэтажной тараканной гостинице, а о претендующем на "элитарность" центре: Ничего шибко уж странного в том, что проститутки сидят на игле, нет: наоборот, огромное количество сутенеров использует девочек для торговли наркотой. И доход двойной, и девочка-наркоманка дешевле и послушнее: Это - стандарт. Так что интерес наркополицейских к "жрицам свободной любви" не случаен.
Впрочем, приехали. Теперь следует взять у девчат анализы на наличие в крови наркотических средств и записать их данные. Заодно и рассмотрим их поближе: Ну стоит ли говорить о том, что документов ни у одной из девчат не оказалось. Так что личности их устанавливались со слов. Слов, сразу скажем, вряд ли до конца правдивых. Но ведь известно, что не то важно, врет человек или нет, а то, как он врет, что (и почему) считает нужным рассказать о себе: И начинается: все "бабочки", кроме одной, сочли необходимым объявить себя 20-летними, хотя, судя и по лицам, и по несформировавшимся тельцам, они гораздо моложе.
Той единственной, что объявила себя 17-летней, видимо, просто деваться было некуда: на вид ей вряд ли сравнялось и пятнадцать: Зато ее рассказ о себе приведем полностью - и без комментариев: "Когда мне было 3 года, меня забрала от родителей одна женщина, имени ее я не помню.
Где жила - не помню. В школу я не ходила, но читать и писать умею. Кто выучил?
Одна женщина. Как звали ее? Не помню, давно было!" Естественно, о какой-то регистрации в Нижнем не шло даже и речи.
Неясно даже, нижегородка ли была эта "беспамятная". Три ее подружки, во всяком случае, нижегородками не были. Одна из них заявила, что живет в коммуналке в Московском районе, непрописанная, в комнате с еще несколькими девушками. "Вместе работаете?" - "Да!.." Третья объявила несуществующий адрес в Дзержинске, а четвертая - существующий, на Автозаводе. Об этой последней, которую назовем Линой, позднее расскажем подробнее: Сдача анализов - дело долгое. Пока одни девчата рассказывали в кабинете врача душераздирающие истории, подобные приведенной выше, другие бродили по больничному двору, бойко и скучно матерились и ссорились с пятой девушкой, не из их тусовки, настоящей наркоманкой, попавшейся сотрудникам под руку на том же пятачке в Канавине. (О ней и двоих парнях рассказывать пока не будем, это другая тема.) Смотреть на них - и то холодно было: легкая, прозрачная одежда, поясные ремни, которые язык не повернется назвать юбками, пусть даже и "мини". А из-под "ремней" - ноги в гетрах или высоких сапогах, у кого толстые, как тумбы, у кого - кривоватые и все равно слишком полные.
Грудь, как ее ни подчеркивай, все равно несформировавшаяся. Круглые скуластые лица, покрытые прыщами; даже толстенный слой косметики не может этого скрыть. Бледные и нездорово полные: так бывает, когда человек плохо, хотя и обильно, питается. Глядишь на них - и вспоминается старинный анекдот о том, что-де нормальному мужчине не выпить столько водки, чтобы его потянуло на этих профессионалок:
"Судьба человека"
Пока суд да дело, пока везли анализы на экспертизу в областной наркодиспансер, пока ждали в управлении результатов, - в службе дознания "пробивали" личности отловленных.
И здесь выяснились некоторые занимательные вещи: одна из "жриц", та, которую мы назвали Линой, оказалась в федеральном розыске. В розыск ее объявляли в Перми, где числилась за нею еще и судимость. Естественно, ни о каких 20 годах речи не было; ей 17-то не так давно сравнялось. Расспросили ее подробнее и жестче. Мешая правду и "художественный" вымысел, поведала девчонка историю своего прихода на панель. По ее рассказу вышло, что жила она в Перми в детском доме. Родители запойно пили, старшей сестре до нее дела не было. Сама: сама якобы была чиста и безвинна, но (совершенно спокойно, как о самой простой вещи) трезва нечасто. Однажды ее лучшая подруга обвинила ее в краже мобильника, приревновав к молодому человеку, и ей, Лине, дали срок за кражу. Три года, правда условно. (Совершенный апокриф: за кражу мобильного 14-летнему подростку даже условно трех лет никто не даст. Выше высшего предела, предусмотренного 1-й частью 158-й статьи УК, да по первой судимости: Впрочем, Лина и не настаивала: "Хочу - и вру! Все равно ведь не верите!..") Отбыв условку, сбежала девочка из детдома в Нижний, к двоюродной сестре. Как добиралась до Нижнего - не говорит, но это просчитывается: В Нижнем без документов и регистрации прожила около года, с прошлого лета. И с прошлого же лета попала на панель: "А что мне было делать? Вот съездим с сестрой в Пермь, вот выправлю документы, вот оформит она опекунство надо мною - я и завяжу! Вы что, думаете, я уже привыкла, что ли? Знает ли о моей работе сестра? Нет, я ведь каждый день к двенадцати дома!" (Еще один анекдот вспоминается, но уж зело неприличный:) По словам Лины, сутенеру своему она отдает половину заработка, еще сколько-то - водителю, который развозит девчат по рабочим местам. Периодически тревожит их милиция, но дело, как правило, завершается лишь вызовами в райуправление. Предъявитьто нечего - малолетку даже на 15 суток не отправишь: Да и вообще: Тема взаимоотношений проституток и милиции не так проста: ведь дамочки, в силу профессии, со многими общаются, много узнают. Пока разговор велся о "жизни и судьбе", Лина говорила бойко и достаточно доброжелательно. Но потом встал вопрос о помещении ее в детприемник: она ведь в розыске. "Да вам что, лучше от этого станет, что ли? Вы думаете, я завяжу? Нет, конечно, завяжу: но позже!" Речь девчонки была пересыпана отборным матом, глядела она с ненавистью. Семнадцатилетний подросток совсем по-семнадцатилетнему хамил взрослым дядькам-теткам. А глаза были старческие, остановившиеся. И вообще, кажется, слишком поздно попалась она в руки правоохранительных органов. Ее уже не переделать. Слишком стара: И судьба ее просчитывается: через пару лет утратит она последние остатки привлекательности, и без того-то не шибкой: Станет нерентабельна, из команды ее попрут.
К тому же обязательно чем-нибудь заболеет. На завод не пойдет, в дворники - тем более. И либо сопьется, либо, скорее, сядет на иглу, станет бомжем и воровкой. В тюрьме посидит. И - погибнет, не достигнув тридцати, если еще раньше не прибьет ее клиент. Это не пророчество. Это, к сожалению, диагноз: А по-человечески ее жаль. Ее - и прочих дурочек, слишком еще молодых, чтобы понимать добро и зло, и слишком старых, чтобы начать жизнь заново:
Вокруг ямы (вместо заключения)
"А к нам с верхней части приезжают, презервативы дарят. И кровь берут из пальчика!" Презервативы, о которых порою говорят как о панацее от всех бед, таковой не являются. Проститутки все равно сплошь венерички. Не спасут они и потенциальных клиентов: О том же, что наши правозащитники играют с огнем, поощряя проституцию, мы уже писали. Тем паче - "нимфеточную". Понять бы им еще, кого именно они поощряют. Понять бы и клиентам, что любая из наших героинь способна при желании засадить каждого из них в тюрьму лет на 10 по очень неавторитетной статье: половые сношения с несовершеннолетними у нас караются по двум статьям кодекса.
Ну а сами-то девки, они-то что? И кто?
Ну, кто - понятно: они наши дети, родившиеся на излете "эпохи перемен" и ничего кроме нынешней, порядком одичавшей России не видевшие. Что с ними делать - неизвестно. Жалеть - бесполезно. "Спасать", перевоспитывать? Даже и не смешно: у них совсем иная мораль, иная нравственность; начнешь им читать проповеди, так они в лучшем случае не поймут, о чем ты: И вопрос, собственно, не в них, а в нас. Мы-то взрослые, относительно благополучные. И допустили наших дочерей до позора, который они и позором-то не считают, - мы.
И последнее: тема, нами затронутая, слишком обширна и, возможно, именно в силу "пряности" своей толком не изучена. Так что, пардон за каламбур, на панель мы еще вернемся. Тем более что торговля живым товаром по доходности идет на третьем месте после торговли оружием и наркотиками. Проститутки крышуются на всех уровнях, и отнюдь не только бандитами. Много внимания уделялось в последнее время поставкам "секс-рабынь" за рубеж; а ведь едва ли не основные доходы торговцы телом получают на "внутреннем рынке". Не от валютных путан, а от маленьких некрасивых и "работящих" шлюшек, подобных нашим героиням.
Об этом мы поговорим в другой раз:
Игорь ГРАЧ.