Елка от старосты

Фашистов в селе Ястребовка долго не было, хотя их войска уже заняли Курскую область. Они прошли как-то мимо нас. Село заняли лишь в сорок втором году, да и то там не было крупных частей. Для оккупантов, офицеров особенно, были освобождены добротные дома, а хозяев выселили просто в никуда.
Вообще-то больших домов в селе и не было. Даже у старосты - на эту должность немцы поставили пожилого мужчину, родители которого когда-то были раскулачены, - хата была крыта соломой.
Вот в этой хате и отметили мы, ребятишки, новый сорок третий год.
До войны наш отец, Максим Нечетов, комсомольский активист, а потом и член ВКП(б), учился в Москве, в сельхозакадемии имени Тимирязева, мы жили с ним в общежитии. А перед отъездом на фронт папа решил отправить нас в безопасное место, к родителям жены. Не предугадал он такого развития событий, и мы оказались на оккупированной территории. Мне было четыре года, брату - пять. Бабушка очень переживала за свою дочь, которая была учительницей в Москве, а папа - партийным. Но ни староста, ни местные не выдали маму, и как-то все обходилось. Были в селе и погромы, и расстрелы, но бабушка оберегала нас от подобных картин.
Не помню, праздновали мы до войны Новый год, наряжали родители нам елку или нет. А тут вдруг нас с братом и еще нескольких ребятишек приглашают на праздник в дом старосты. Вот ту елку я не могу забыть всю жизнь.
В большой комнате стояла высокая, до самого потолка, пушистая ель, красиво украшенная. Это было необычайное зрелище. Хвойные деревья в этом районе не растут. Леса зимой стоят голые, а тут такая густая зелень, пахнущая летним лесом, свежестью, радостью.
Песен, кажется, и хороводов вокруг елки мы не водили. Просто походили вокруг, полюбовались, потрогали осторожно игрушки. Староста пригласил нас за стол, угостил каким-то обедом. Потом всем вручил пакетики из газеты, в которых - мы это уже дома обнаружили - было завернуто по два пряника и комочки леденцов или карамелек. Мы пытались веселиться, а он смотрел виновато.
Староста был лояльным к землякам, немцам никого не выдал, но после изгнания фашистов его все равно судили. В клубе собралось полно зрителей, было много слов сказано в его защиту, но его все равно отправили в лагеря.

Татьяна СТРЕЛЬЦОВА, ветеран педагогического труда.